– Согласна, но что ты предлагаешь? Ты способна поймать его и выбросить за окошко?

Марин пристально посмотрела на меня. Мне показалось, в ее глазах промелькнула жалость.

– Ты, что, умом тронулась? – воскликнула она. – Его просто надо прикончить, вот и все дела. Как ты думаешь, рукояткой пылесоса мы его достанем?

Я молчала.

– Послушай, это несерьезно! – произнесла она. – Я знаю, что у тебя проблемы со смертью, но ведь это всего-навсего паук. За всю жизнь ты убила их не меньше дюжины, не считая тех, которых ты давила во сне в постели.

– Может, это паучиха, и она пришла за едой для своих маленьких…

– Тогда я подожгу студию, и они умрут все вместе.

Вполне допускаю, что паук мог нас услышать, потому что темное пятно вдруг начало перемещаться. Мое тело сорвалось с дивана, в два прыжка достигло двери и понеслось по лестнице. Марин была уже снаружи, когда я догнала ее. Она пожала плечами:

– А что ты хочешь? В любом случае существованию с пауком я предпочту жизнь на улице.

Через час мы все еще не нашли в себе мужества подняться на этаж. У нас не было ни сигарет, ни телефонов, ни верхней одежды, короче говоря, мы почти приблизились к краю пропасти.

– Джулия, я хотела бы тебе кое в чем признаться, – заявила Марин торжественным тоном.

– В чем это? Ты убила паука? – пошутила я.

– Подожди, мне действительно трудно это сказать. На самом деле ничего серьезного, но каждый раз, когда я собираюсь с тобой об этом поговорить, мне хочется зареветь.

– Ты меня пугаешь…

Она глубоко вдохнула и выпалила:

– Я переезжаю к Грегу. Решили попробовать пожить вместе. Я пока оставляю часть вещей здесь, мало ли что может случиться. Но ночевать я буду у него. Я предпочитаю уехать отсюда первой, вместо того чтобы провожать тебя. А потом, ты видела его ванную?

Она не стала ждать моего ответа, а сразу же бросилась мне на шею.

Она права: паук вечером – к большому несчастью.

87

Я сказала, что очень рада за нее и желаю ей счастья с Грегом.

Я также сказала, что мне осталось всего две недели до возвращения в Париж.

И пообещала ей не грустить.

Но я не сказала, что мне очень хочется плакать, что мой мозг запрограммировал отъезд на 10 октября и сейчас я не готова остаться в одиночестве.

И я ей не сказала, что ее переселение к Грегу сделало мой отъезд еще более реальным.

Марин спала на диване. Свою последнюю ночь она решила провести со мной, предпочитая мою компанию пауку. Это называется дружбой.

А я всю ночь не сомкнула глаз. Мысли теснились в голове, прогоняя сон. Как наяву, я видела свое прибытие сюда, когда я чувствовала себя изгоем и была уверена: мне нужно побыть одной. Я вспоминаю, как впервые увидела Марин с ее накрашенными волосами. Она так не похожа на всех, кого я знаю. Она не пытается казаться лучше, чем есть, не хитрит, она естественная, честная, прямая и открытая. Она всегда идет напролом к своей цели, не прибегает ни к каким уловкам, чтобы скрыть свои недостатки. Она бывает грубоватой, и сначала это ее качество выбивало меня из колеи, потому что она как будто перетряхивала разбитые части моей души. Я вижу наши вечеринки, слышу оглушительный смех, вспоминаю наши страхи, наши откровения. Сделав выбор в пользу дома престарелых, я надеялась найти здесь покой, ответы на свои вопросы и – почему бы и нет – безмятежное существование, но я никак не ожидала обрести дружбу, доверие, самое себя и других.

Завтра вечером я останусь единственной обитательницей на этаже. Марин больше не будет за соседней стеной, я не увижу, как она облокотится на перила балкона, когда я выйду покурить, не услышу ее пения, когда по утрам она приводит себя в порядок, не постучу ей в дверь, когда мне захочется вместе посмеяться. Я бы предпочла, чтобы она сказала о переезде заранее и я могла подготовиться. Мы бы провели вместе вечер, собирая воедино воспоминания, и я сказала бы себе, что это наши последние посиделки.

Заскрипели диванные пружины, и раздался нервный вздох Марин:

– Невозможно спать на твоем диване, он еще мягче, чем член моего бывшего!

Я унесу с собой эту фразу как последнее воспоминание, и одно это меня радует.

88

Бабочки в животе

89

Раз в неделю минибус, наполненный седоголовыми пассажирами, отправляется к городскому бассейну. В программе – аквагимнастика. Когда Грег спросил, хочу ли я к ним присоединиться, я хихикнула, надеясь, что он пошутил. Но он был как никогда серьезен.

– Поехали, нельзя упускать такую возможность. Ты должна воспользоваться последними деньками, проведенными здесь, – произнес он.

Видимо, он обладает редким даром убеждения, раз ему удалось уговорить меня.

На сегодня я запланировала приведение в порядок некоторых дел, но они могли и подождать. Короче говоря, я согласилась при условии, что не буду заниматься вместе с ними физкультурой. Он спросил, не будет ли мне скучно в течение полутора часов, на что я ответила, что способна проплавать в теплой воде бассейна для начинающих три дня подряд, не испытывая скуки.

Именно этим я и собиралась заняться. И вот я плаваю. Голос преподавателя физкультуры, приглушаемый водой, затекающий в уши, баюкает меня. «Хлопайте руками, да, правильно, очень хорошо, быстрее, как собака, нет, Густав, лаять при этом не требуется». Я пребывала в экстазе, когда чья-то рука надавила мне на голову. Вода попала в нос, рот, глаза. Караул: цунами, я кашляю, отплевываюсь, а Грег смотрит на меня, в восторге от собственной шутки.

– Хочешь прокатиться с тобогана? – предложил он мне.

Видимо, у меня в мозгах что-то повредилось, но я согласилась и пошла за ним. Только поднявшись вверх по ступенькам, я осознала, что водяная горка в бассейне не имеет ничего общего с маленьким симпатичным тобоганом, с которого скатываются трехлетние дети. Тобоган в бассейне – это длинная голубая гора с виражами, пролетев по которым, оказываешься в мелководном бассейне. Меня бьет озноб, дыхание становится прерывистым, как у бульдога-астматика, преодолевшего крутой подъем, кроме того, у меня кружится голова.