Одно из двух: либо я спущусь по ступенькам, сразу же уняв дрожь в ногах, либо скачусь по тобогану, протягивающему ко мне свой желоб. Именно так и поступил Грег, унося в своем скольжении остатки моего мужества.

Я бросила взгляд на группу наших стариков. Они не сводили с меня глаз. Они должны сохранить достойное воспоминание о том единственном случае, когда я вместе с ними занималась спортом. Я должна внушить им веру в себя, чтобы они не подумали, будто я, как последняя слабачка, ни на что не способна.

Я подошла к краю тобогана, поправила купальник, глубоко вдохнула, поставила ногу на пластик, полагая, что у меня будет время устроиться поудобнее. Но не тут-то было: вода захлестнула меня и понесла, как щепку в потоке. На каждом вираже мне казалось, что я сейчас окажусь на Плутоне или любой другой, не менее далекой планете. Я попыталась приподняться и сесть, но скорость прижимала мое тело к стенкам, я чувствовала, что мышцы живота и таз сейчас разорвутся в клочья, но у меня даже не было сил кричать. И когда я решила прекратить всякую борьбу и покориться судьбе, желоб выплюнул меня в бассейн. Мне показалось, что я карлик, только что вылетевший из жерла пушки. Сразу же наступила темнота, а если точнее, я лежала в голубой яме.

Я открыла глаза. Надо же, я все еще жива. Напротив меня группа стариков по-прежнему не сводила с меня глаз. Мне показалось, что в их взглядах читалось уважение. Ведь они видели, как женщина, которой не откажешь в уме, рискнула подвергнуть себя опасности и вышла победительницей из этого испытания. Грег предложил мне повторить, но я отказалась, потому что тобоган, видишь ли, это такие пустяки, что и говорить не стоит. Из бассейна я вышла с высоко поднятой головой и ощущением, что я сделала это, хотя ноги все еще дрожали.

90

91

Я сидела в кабинете Анн-Мари и мы с ней занимались административными формальностями по завершению контракта, когда за нами пришла Марин: обитатели «Тамариска» требовали нас к себе на беседу.

Они все собрались в общем зале и сидели рядами, как в первый день нашего знакомства. Тогда я подумала: что бы такое сделать, чтобы быстрее запомнить их всех по именам? А теперь я спрашиваю себя, что сделать, чтобы скорее забыть их.

Сначала я думала, что они собираются сообщить мне о своих идеях для свадьбы Луизы и Густава, как они это делают по сто раз в час. Свадьба состоится через несколько дней, и каждый счел своим долгом принять участие в ее организации. Но когда мой взгляд упал на плакат на стене, я поняла, что речь совсем не об этом:

«Не забирайте от нас Джулию!»

Марин первой взяла слово и принялась читать текст, который она держала перед собой.

– Мы собрались здесь, чтобы выразить протест по поводу увольнения Джулии Римини, психолога дома престарелых «Тамариск». И вот почему.

Элизабет встала со стула:

– Потому что она, не считаясь со своим свободным временем, делает для нас все, чтобы мы чувствовали себя счастливыми.

Она села, за ней встал Пьер.

– Потому что она не просто качает головой, слушая нас, она проявляет к нам истинный интерес.

Слезы предупредили меня о своем появлении: «Мы уже здесь», – шепнули они. Наступила очередь Люсьенны:

– Потому что ей нравится «Самая прекрасная жизнь».

Затем Мохаммеда:

– Потому что она без слов догадается, что у вас не все ладно.

И Арлетты:

– Потому что она отчетливо произносит слова.

Я то плакала, то смеялась. Их слова, их внимание тронули меня за живое.

Поднялся Жюль:

– Потому что она обожает купаться в ледяной воде.

Далее взяла слово Роза:

– Потому что ее высоко ценит мой внук.

Этот момент я хотела бы навсегда зафиксировать в памяти. Как было бы здорово, если бы у меня на лбу оказалась камера, чтобы запечатлевать лучшие эпизоды моей жизни и потом пересматривать их в дни печали и тоски!

Каждый постоялец объяснил, почему он против моего увольнения. Даже Леон внес свою лепту:

– Потому что другой психолог мне нравится еще меньше.

Густав взял слово:

– Потому что я еще не встречал никого, чьи шутки были бы еще хуже, чем мои.

И наконец, со своего места поднялась Луиза:

– Потому что каждый из нас хотел бы иметь такую внучку, как она.

Я не просто плакала, я утопала в слезах. Не знаю, что меня тронуло больше всего: слова, которые они говорили обо мне, рыдания, которые слышались в их голосах, то, что они организовали все это ради меня, или понимание, что я значу для них столько же, сколько они для меня.

У Марин по щекам струились слезы. Она положила перед собой текст и дрожащим голосом продолжила чтение:

– Принимая во внимание вышеперечисленные причины, а также другие доводы, которые мы здесь не приводим, потому что их было бы слишком долго перечислять, мы требуем, чтобы Джулия осталась. В противном случае мы устроим забастовку, отказавшись совершать утренний туалет.

Все повернулись к Анн-Мари, которая сидела рядом со мной. Она вынула карандаш из кудрей и крутила его в руках, явно нервничая.