В этот раз на красной карте лежат одни черные, на черной – одни красные.

Здесь по некоей загадочной причине не действует эффект бабочки. Сценарий – верный или неверный – прописан заранее. Все происходит так, как должно произойти.

– Теперь ваша очередь показать мне фокус, Рене. Но учтите, я не хочу провала, пора открыть эту дьявольскую бронированную дверь, плевать на раскаленную ручку!

Учителя истории не надо просить дважды. Он опять ведет Опал к двери ее бессознательного. Он считает, что в этот раз ей лучше представить себя в огнеупорном обмундировании пожарника. Но и это не помогает, дверь не поддается. Она в ярости пинает дверь ногой – безрезультатно. Она разочарованно поднимается по ступенькам, к Рене.

– Мне жаль, – говорит он.

– Ничего, не беда. В следующий раз получится, – уверенно произносит она.

Они ужинают и ложатся спать в отдельных каютах.

Каждому из нас известно что-то, неизвестное другому. Мы друг другу необходимы. Надо только найти правильный способ взаимопомощи. Сколько жизней назад у нас появилась привычка встречаться и действовать вместе?

Опал чешет новое псориазное пятно у себя на лодыжке.

68.

Они по-прежнему в шоке от гибели своих родных, столицы, всей цивилизации.

– Нам надо еще многое совершить, – говорит Геб. – Умереть – это не самое страшное. Еще страшнее быть забытыми. Избежать этого мы можем только с помощью Рене.

– Нас сто семьдесят четыре. Мы – носители памяти об утонувшем мире, мы постараемся не исчезнуть. После нас это дело продолжат наши дети, – подхватывает Нут.

– Я хочу есть, – жалуется Нефтида.

Они не позаботились захватить с собой еды. В их распоряжении только мертвая рыба. Охотятся для них дельфины, забрасывающие добытую рыбу на палубу. Разглядывая изгибающихся в агонии сардин, атланты испытывают отвращение и страх.

Разрываясь между тошнотой и голодом, некоторые преодолевают себя и подносят ко рту алую плоть. Многих, вкусивших сырой рыбы, рвет. Остальные выбирают пост.

Всего за один день они знакомятся с неведомыми раньше эмоциями – страхом, грустью, яростью, сожалением.

Необходимость питаться трупами усиливает эти четыре отрицательные эмоции.

Геб сосредоточен на задачах капитана корабля, ему хочется совершенствовать свое мореходное искусство. Он чувствует, что чего-то они лишились навсегда, но, следуя древним заветам атлантов, твердит про себя: «Ничего, не беда. Происходящее с нами только нам во благо».

Он сосредоточивается на будущем, гоня ностальгию по прошлому, которого не изменить. Он видит в собственных детях возможность весны для цивилизации атлантов, только что пережившей жесточайшую зиму.

Что до Нут, то она сочиняет песню, которую все распевают хором, чтобы подбодрить друг друга:

69.

Ветер несет «Летучую рыбу» над пенными барашками волн. Светает, Рене, вцепившийся в штурвал, твердо держит курс на юго-восток. Когда его оставляют силы, к штурвалу встает Опал, отпуская его отдохнуть.

Вечером учитель истории и гипнотизерша обсуждают все приключившиеся с ними. Опал еще раз пытается спуститься на десять ступеней вниз, но огнедышащая дверь никак не поддается.

Перед сном Рене встречается с Гебом, чтобы научить его главному правилу мореплавания: лавированию, позволяющему не сбиваться с курса даже при встречном ветре.

Время от времени Опал и Рене повторяют фокус «Помимо меня» и утыкаются в не дающий им покоя вопрос: «Является ли все происходящее с нами незыблемой судьбой?»

70.

«Мнемозина». Ананке

В древнегреческой мифологии Ананке – божество неизбежности.

Ананке олицетворят неподвластную человеку необходимость – естественную, физическую, логическую и божественную. Нет смысла боготворить ее, осуждать, стараться разжалобить, она – воплощение понятия «надо».

При этом Ананке не требует от человека бескрайнего смирения. Наоборот, он должен гармонично вливаться в поток своей и коллективной судьбы, не плывя против течения и не сетуя.

Греки никогда не чтили эту богиню, считая ее источником неприятностей. Кстати, Ананке – мать трех зловещих сестер Мойр, управляющих людскими судьбами. Клото плетет нити людского существования, Лахесис распутывает узлы, Атропос не прощает и режет нити ножом, отчего наступает смерть. Но примерно с 560 года до нашей эры последователи культа Орфея начинают поклоняться Ананке как отдельной богине.

Слово «Ананке» вырезано на одном из самых заметных камней собора Парижской Богоматери, где оно обозначает основополагающий принцип, управляющий миром.

71.

На третий день пути многие пассажиры начинают требовать возвращения обратно.

– Возможно, остров снова всплыл, – предполагает один атлант-оптимист.

– Вдруг из моря осталась торчать верхушка вулкана, – фантазирует другой.

– Возможно, остались выжившие, уцепившиеся за обломки.

– Возможно, есть более близкий берег.

Так вслед за страхом, гневом и печалью атланты открывают для себя внутренние раздоры. Но судно одно-единственное, и разделиться нет возможности. Желающие плыть дальше на восток и желающие повернуть на запад уже спорят с пеной у рта.

Каждый уверен в своей правоте и переходит на крик. Отвешена пощечина, завязывается потасовка.

Некоторые позволяют себе рукоприкладство, и Гебу, которого уважают за то, что он спас их и управляет кораблем, приходится восстанавливать спокойствие, напоминая всем, что главный их долг – выжить, основать колонию и сберечь память о своей погибшей цивилизации.

Нут усмиряет соплеменников пением, уже не славя исчезнувшую цивилизацию, а пророча ее возрождение в новом краю. Ей начинают подпевать и перестают бушевать. Это относится не ко всем, но к большинству.

Понимая, что людям нужно больше уверенности в своей безопасности, Геб выступает с рассказом о Рене. Он объясняет, что этот человек, явившийся из будущего, указал точное расположение места, где они смогут спокойно поселиться.

Он напоминает, что проект спасения принадлежал Рене, что приводит их к решению обессмертить его имя и наречь корабль «Рене». У них это звучит примерно как «Ра-Нехе».

72.

На третий день ветер совсем стихает. У Рене и Опал появляется время для себя. Они посвящают день разговорам про гипноз, перевоплощения и фатальность истории.