Имоджин рассказала ему о своей ужасной свадьбе, о приеме, на котором она ни разу не улыбнулась, о медовом месяце, когда она научилась запирать свою дверь. Рассказала о жизни в провинции, о скучных соседях, о бесконечных охотничьих историях, о недостатке цивилизованного общения, о нескончаемом потоке писем, в которых мать и сестра учили ее быть хорошей женой. Рассказала, какая тяжесть постоянно лежит у нее на душе там, в Дорсете, среди озер и оленей, как мучительно для нее это прозябание в глуши, как время и скука притупили ее чувства и она стала влачить свое существование точно в полузабытьи. Может быть, все вокруг чувствовали то же самое — она не знала.

— Здесь, с тобой, я словно опять вернулась к жизни, Орландо. Я уже много месяцев не ощущала ничего подобного.

Орландо снова заключил ее в объятия.

— Где ты спишь, Орландо? Уж конечно, не здесь? Если твоя спальня так же просторна, как эта Большая галерея, в ней должна стоять по меньшей мере двойная кровать с пологом.

Орландо помог Имоджин подняться на ноги и повел ее к двери в дальнем конце.

— Двойная кровать с пологом? — усмехнулся он, обняв ее за талию. — Именно на такой я и сплю.

— Фрэнсис, Фрэнсис! Кажется, я нашла ее!

Леди Люси вбежала в гостиную на Маркем-сквер, не тратя времени на то, чтобы снять в холле шляпку и перчатки. Ее муж, во весь рост распростершийся на диване, изучал взглядом потолок.

— Кого нашла, Люси? — Он встал и чмокнул жену в щеку. После вечерней прогулки по холодным лондонским улицам леди Люси разрумянилась, глаза у нее сияли.

— Думаю, ты будешь мной доволен, — сказала она, стягивая с рук перчатки. — Ты говорил, что это может оказаться очень важным.

— Я наверняка буду тобой доволен, Люси, — отозвался Пауэрскорт, — но мне все же хочется знать, кого именно ты нашла.

— Помнишь, как ты прохаживался насчет моих родственников, Фрэнсис? — Пауэрскорт внутренне застонал и выглянул в коридор, дабы убедиться, что в их дом не вторглись передовые отряды армии родственников жены. — Так вот, без них мы, возможно, никогда бы ее не отыскали. Господи Боже, Фрэнсис, что творится у тебя в голове, когда ты вот так лежишь на диване? Ты что, совсем забыл о своем расследовании и отправился воевать с бурами или еще куда-нибудь на край света?

— Я думал о Хорасе Алоизиусе Бакли, человеке, который обожает вечерние службы. Пожалуй, там, где он сейчас, такими развлечениями не балуют. Но скажи же мне наконец, кого ты нашла!

Леди Люси справилась с перчатками и положила на столик шляпку. Затем посмотрела на мужа с некоторым возмущением.

— Честно, Фрэнсис, — сказала она. — По-моему, пора бы тебе догадаться.

Пауэрскорт и вправду уже успел догадаться.

— Хорошо, я попробую, Люси. Ты нашла Алису Бридж, ту молодую женщину, которая приходила на Венецианскую выставку вместе с Кристофером Монтегю. Думаю, твои осведомители, иначе именуемые родственниками, донесли тебе, что в последнее время с ней творится что-то неладное.

— Ты прав, — сказала леди Люси. — Я действительно нашла Алису Бридж. И мне действительно сообщили, что она в последнее время сама не своя. Откуда ты знаешь?

— Это было только предположение. Ну а теперь скажи: тебе известно, где она живет и что она вообще за человек?

— Ее отец — преуспевающий финансист в лондонском Сити. Живут они примерно в миле оттуда, на Аппер-Гроувенор-стрит, дом шестнадцать. Ей двадцать два года, и моя троюродная сестра говорит, что она довольно красива.

— А почему, — сказал Пауэрскорт, постепенно перемещаясь к письменному столу в углу комнаты, — почему твоя троюродная сестра говорит, что она сейчас сама не своя?

Леди Люси смотрела, как движется ручка, зажатая в длинных тонких пальцах Пауэрскорта: он начал писать письмо.

— По официальной версии — ты ведь знаешь, Фрэнсис, никто не любит выдавать семейные тайны, — так вот, по официальной версии, она расстроена тем, что ее сестра уехала из Лондона и стала жить в провинции.

Пауэрскорт строчил с бешеной скоростью. Алиса Бридж несчастна. Связаны ли ее страдания со смертью Кристофера Монтегю, которого удушили гарротой в его собственном доме?

— Думаю, Орландо, мы должны быть послушными, как овечки, — сказала Имоджин Фоукс. Их разговор происходил в Большой галерее после завтрака. Обычно Орландо ел на кухне вместе со своими тюремщиками, но прошлым вечером комнатка, где Имоджин сняли бинты, была превращена в маленькую столовую, и влюбленным позволили пользоваться ею без посторонних. — Если мы не будем внушать им никаких подозрений, это усыпит их бдительность, — продолжала она. — А еще я намерена затеять самый отчаянный флирт с теми двумя, кто помоложе. Там есть один рыжий — ему года двадцать четыре или двадцать пять, вряд ли больше.

Представив себе, как его возлюбленная флиртует с охранниками, Орландо Блейн невольно вздрогнул.

— Нечего обижаться, Орландо. Если мы хотим отсюда выбраться, без этого не обойтись.

— Ладно. Только не слишком увлекайся, пожалуйста.

Имоджин была настроена решительно.

— Самое главное, Орландо, — похоже, она взяла контроль над ситуацией в свои руки, — это не опоздать с выполнением заказа. Поэтому я сяду в другом конце, чтобы не путаться у тебя под ногами и не мешать работать.

Орландо улыбнулся.

— Как ты относишься к тому, чтобы время от времени обмениваться со мной словечком-другим — просто чтобы я знал, какая погода на другом конце комнаты, ну и вообще?

Имоджин рассмеялась. Потом объявила, что пойдет прогуляться, пока Орландо занят своим делом.

— Кого ты подделываешь сейчас? — спросила она перед уходом. — Хотелось бы знать.

Орландо объяснил, что воссоздает пропавшую картину кисти Джованни Беллини. Когда-то она украшала стены одной церкви в Венеции, но потом здание сгорело. Все считали, что изображение Христа с несколькими святыми погибло в огне. Однако в ближайшее время картина должна была снова возникнуть из небытия, якобы вывезенная из Венеции неведомыми спасителями. Утраченный шедевр возвращается к жизни, и место его второго рождения — Большая галерея Орландо Блейна.

— Эти люди — умелые мошенники, — сказал Орландо. — Картина, которая существовала взаправду, имеет гораздо больше шансов сойти за подлинную, чем та, что взялась невесть откуда. Ведь у нее уже есть своя история.

Когда Имоджин вышла из парадной двери — рыжеволосый охранник почтительно держался в нескольких шагах позади нее, — оказалось, что вчерашний ураганный ветер стих. Зато упорный дождь и не думал прекращаться. Над полем летела стайка потрепанных ворон. Имоджин свернула на дорожку, ведущую к главной аллее. Интересно, подумала она, как далеко мне позволят зайти? Справа от нее тянулись поля; за ними, в нескольких милях, темнел лес. Впереди, чуть поодаль от дорожки, стояла маленькая церквушка. Даже за сотню ярдов Имоджин видела дыры в крыше на тех местах, где черепицу сорвало ветром. Слева были конюшни из красного кирпича — там, должно быть, держали лошадей. Лошади. Удастся ли ей с Орландо незаметно выбраться из дома и ускакать отсюда? Спокойно, сказала она себе, спокойно. Пока мы даже не знаем, где находимся. Огромный особняк, построенный, наверное, еще в начале семнадцатого века, запущенные поля — это может быть где угодно. Она зашагала по той же аллее, по которой ее, скорее всего, и привели сюда накануне вечером. В десяти шагах за ней, как верный пес, трусил рыжеволосый охранник. Она миновала озерцо и еще одну кучку строений. По-видимому, в лучшие дни здесь была домашняя ферма. Дорога стала подниматься на небольшой холмик, и Имоджин подумала, не пора ли ей заговорить с охранником. Как его зовут? Откуда он родом? Нравится ли ему здесь? Она репетировала в уме фразы, с помощью которых надеялась завязать разговор, но потом решила с этим повременить. Успеется.