том, что писал портреты ректоров и деканов практически все крупных университетов.

Щика-Тэ был кэтром, а потому многословностью не отличался. Он молча выслушал просьбу Джоуна и проскрипел, по-кэтриански раскатисто:

— Две тысячи тэйлов…

Джоун мысленно охнул от этой суммы, а вслух объявил:

— По руками, мэтр Щика-Тэ! Не могли бы вы сделать мне маленькое одолжение… Дело в том, что у моей племянницы очень рыжие волосы, но вряд ли это привлечет внимание потенциального жениха. Так вот, было бы здорово если бы сделали ее волосы на портрете светлыми, как у нормальных девушек Гванталы…

— Три тысячи тэйлов, — проскрипел Щика-Тэ.

Джоун снова охнул и отцепил от пояса расшитый бисером кошель, с которым тут же и распрощался.

Мэтр Щика-Тэ со своей работой справился быстро и великолепно, как и всегда. Портрет получился настолько точным и живым, что его невозможно было отличить от оригинала. Но в этом-то и был его главный недостаток — Щика-Тэ не захотел на нем изменять цвет волос Лауны Альвы. Он вернул Джоуну тысячу тэйлов и покачал головой.

— Извините, метентар, но у меня рука не поднялась калечить такую красоту.

— Тьфу ты… — только и сказал Джоун, принимая деньги назад.

Портрет решено было отослать в Цас — земли на большом полуострове на восток от Гванталы Горной. Джоун был знаком с мэтром Нобом, претором Юнивор-Цас — местного университета, и слышал, что тот присматривает для своего сына девушку из порядочной семьи. Тут важно было опередить возможных конкуренток, поскольку мэтр Ноб был представителем очень древнего и богатого рода, породниться с которым могли возжелать множество других родов.

Нанимать нового художника, чтобы тот изменил цвет волос на портрете, времени уже не было. Поэтому на семейном совете было решено: «Рыжая так рыжая, ящер с ней…»

Доставить портрет в Цас вызвался сам Джоун, у которого весьма кстати нашлись дела в местном университете. Встретившись с претором Нобом, Джоун весьма церемониально передал ему портрет, и тот не замедлил на него глянуть.

— Рыжая? — был первый же вопрос.

— Огненно-рыжая! — с жаром уточнил Джоун. — Это удивительно редкий цвет волос, и портрет даже в десятой доле не способен передать всей его красоты. Открою вам секрет, мэтр Ноб: портрет писал магистр искусств господин Щика-Тэ, известный в высшем свете всех ойкумен, как величайший портретист, и он категорично отказался менять цвет волос моей племянницы. Он заявил, что никогда ранее не встречал такого удивительного оттенка, и если девушка сможет передать его своим детям, это будет величайшим благом!

Ничего подобного, разумеется, мэтр Щика-Тэ ему не говорил (он вообще мало что говорил), но вряд ли претор Ноб когда-либо с ним встретится, чтобы навести справки на этот счет.

— Да и сама девушка, как вы можете видеть, просто прекрасна! А в качестве наследства ее семья передает трех орнитомимусов, четырех лошадей, сотню локтей пурпурной ткани и трех рабов-аргасов — одну самку и двух кастрированных самцов…

Это звучало неплохо, но претор Ноб все еще сомневался:

— Но она конопатая…

— Это признак благородства и веселого нрава!

— Хм…

В итоге Джоуну удалось убедить претора рассмотреть кандидатуру Лауны Альвы на роль невесты своего сына, мастера Биза Ноба, и портрет был направлен жениху на лицезрение. А дядя Джоун отправился в обратный путь дожидаться ответа и готовить приданное…

Цас находился не так уж и далеко от Ойкумены Снежных земель, которая не зря получили свое название — она была хотя и южной страной, но почти целиком располагалась на большой горной системе Чича-Рурча, и длинные зимы с обильными снегопадами были там обычным явлением. Почтовый фургон из Гванталы Горной — столицы этой ойкумены — мог добраться до Цаса дней за десять, и еще столько же ему требовалось, чтобы вернуться назад.

Но ни через двадцать дней, ни через месяц, ни через два от претора Ноба ответа так и не поступало.

Лауну Альву это особо не волновало, но вот маменька к исходу второго месяца уже начала беспокоиться. Она донимала брата расспросами, но тот не знал, что ей ответить — у него у самого не было никаких новостей из Цаса.

Новости пришли спустя три с половиной месяца. Но совсем не в том виде, в каком их ждала маменька. Это было официальное приглашение метентару университета Гванталы Горной мэтру Джоуну на свадебную церемонию мастера Биза Ноба и сеньориты Вильмы Билоу, которая должна была состояться через два месяца в родовом поместье Нобов в столице Цаса, Криштал-Порте.

Маменьку и дядю Джоуна эта новость сильно расстроила, да и Лауна Альва почувствовала, как что-то неприятно кольнуло ее с левой стороны груди. Чем же это, интересно, какая-то там Вильма Билоу лучше нее, Лауны Альвы Мита-Грин?

Дядя Джоун заметил выражение ее лица и успокоил:

­– Семья Билоу очень известна в Криштал-Порте, у них уйма денег. Наши восемь орнитомимусов и четыре лошади не смогли составить им конкуренцию… Но Бизу Нобу жутко не повезло. Видел я ту Вильму Билоу — она чем-то похожа на мою обезьянку.

Дядя Джоун обманывал — с сеньоритой Вильмой он знаком не был, а вот ручную обезьянку действительно имел. Кличка у нее была Жижа, потому что в детстве она часто страдала от поноса, и Лауна Альва даже рассмеялась, когда представила себе новую невесту Биза Ноба, похожей на эту обезьянку…

Впрочем, скоро ей стало не до смеха. Примерно через пару месяцев после свадьбы Биза Ноба к поместью Мита-Грин подъехал курьер в блестящей резной повозке, запряженной парой орнитомимусов, выгрузил прямо у ворот какой-то сундук и передал папеньке письмо, запечатанное тяжелой сургучной печатью. Курьер так и сказал с сильным иностранным акцентом:

— Послание для господина Сида Мита-Грин, эсквайра…

Подобное обращение было очень непривычным для Снежных земель, и Лауна Альва его запомнила, а немного позже выяснила, что так в Озерной Ойкумене принято обращаться к господам, титул которых тебе точно неизвестен, но ты при этом хочешь проявить уважение.

— Ответ на письмо надлежит дать не позднее трех дней. Я заеду за ним лично, господин Мита-Грин, — объявил курьер, сел в повозку и укатил вдаль, погоняя орнитомимусов длинным хлыстом.

Письмо, не смотря на свое иностранное происхождение, было написано на ительском — самом распространенном в их местах языке после шэндийского. В нем сообщалось, что некий рэй Чанкето из города Верхний Барт, что на западе Озерной Ойкумены, просит у господина Мита-Грин руки его дочери Лауны Альвы. В качестве подтверждения серьезности своих намерений