Но плакали все, если он падал вместе с ношей, потому что требовалось очень много времени, чтобы снова поднять с земли упавший груз. Люди работали усердно и самоотверженно. Даже женщины, занятые изготовлением кирпичей, не прерывали работы, родив ребенка. Новорожденных они заворачивали в ткань и, привязав их к спинам, продолжали работу…

И вот, когда башня вонзилась в небесную твердь, люди начали с азартом метать копья и стрелы в облака. Стрелы падали назад, забрызганные кровью, и, видя это, люди радостно кричали: «Мы убили всех небожителей!..».

И тогда терпение Бога кончилось.

«Вот один народ, и один у всех язык, – сказал Он. – И вот, что они стали делать, и не отстанут они от того, что они задумали сделать…».

Дальше – известно. Бог смешал язык людей, рассеял их по всему свету, заставил в трудах и муках искать кров и пропитание. Башня развалилась, потому что строители уже говорили на разных языках и не могли уже понимать друг друга.

Я не случайно прибег к такой пространной метафоре, поскольку, на мой взгляд, уважаемый Суд, «сухой закон» Горбачева, действие которого началось в 1985 году, является такой же авантюрой мирового уровня, как и строительство Вавилонской башни. И тот, и другой проект, как по своим целям, так и по тем методам, которые были использованы во время их реализации, очень схожи. Но поражает и другое сходство: горстка амбициозных людей ввергает народные массы в авантюру, совершенно не задумываясь о тех последствиях, которыми чреваты их действия…

Адвокат. Ваша честь, я как знал, что мой коллега, господин прокурор станет искать яркие слова и сравнения, чтобы в очередной раз пригвоздить к позорному столбу авторов «сухого закона» и Михаила Сергеевича Горбачева с ними заодно. Я решил не быть оригинальным и просто зачитаю ему несколько интересных пассажей хотя бы для того, чтобы этот господин несколько поумерил свой пыл и однажды, вернувшись домой с работы, за рюмкой водки и тарелкой борща, задумался: почему он такой близорукий? Он, человек, облеченный властью, при красивых погонах, идейно выдержанный, но не очень состоятельный, судя по тому, с каким азартом он обсуждал достаток моего подзащитного…

Прокурор. Ваша честь, я протестую!

Судья. Протест принят! Господин защитник, говорите по существу!

Адвокат. Прошу прощения, ваша честь. Видимо, я крепко оскорбил господина прокурора, сказав про рюмку водки. Конечно же нет! Конечно же, конечно, не водка! Фи, какая гадость! Он пьет за ужином знаменитый «Бурбон», подарок, скажем так, соседа на юбилей. Или, судя по тому, как мой коллега вскинулся, пьет он все-таки, коньяк. «Мартель»? «Реми Мартан»? «Курвуазье»? Да ну что вы, конечно же нет! «Людовик», какой-то там по счету, 30 лет выдержки, графин с золотой пробкой, цена 1500 долларов бутылка, читаю я в глазах моего оппонента… Не меньше!

Судья. Защита, делаю вам предупреждение!

Адвокат. Извините, ваша честь, сорвался. По существу. Я, ваша честь, трезвенником не являюсь и совершенно спокойно могу сесть за стол с прокурором и поднять тост-другой. Но когда я читаю записки иностранцев о России, все во мне восстает. Вот прибыл в Москву посол Венецианской Республики при дворе персидского шаха Узун-Гасана Ам-броджо Контарини (умер в 1499 году). Пребывал в России с 25 августа 1476 года по 21 января 1477-го. И что он написал про нас, русских? Цитирую: «…Они, то есть русские, величайшие пьяницы и весьма этим похваляются, презирая непьющих… они употребляют напиток из меда, которые они приготовляют с листьями хмеля. Этот напиток вовсе не плох, особенно если он старый. Однако государь не допускает, чтобы каждый мог свободно его приготовлять, потому что, если бы они пользовались подобной свободой, то ежедневно были бы пьяны и убивали бы друг друга как звери. Их жизнь протекает следующим образом: утром они стоят на базарах примерно до полудня, потом отправляются в таверны есть и пить; после этого времени уже невозможно привлечь их к какому-либо делу…».

Прокурор. Ваша честь, защита элементарно заводит нас в исторические дебри и пытается развязать дискуссию о народной нравственности и о причинах пьянства в историческом разрезе. Странно, что защита не опустилась глубже, например, в эпоху палеолита, когда человек был еще менее развит. Мы же с вами говорим о современном состоянии общества, о цивилизованном подходе к проблемам, связанным с употреблением спиртных напитков. Я продолжаю настаивать на виновности Горбачева за «сухой закон» в СССР. Он не смог обобщить печальный опыт других стран, пытавшихся запретить алкоголь и в очередной раз наступил на грабли. Пусть бы он только на себе экспериментировал. Но он ведь заставил всю страну мучиться, давиться в очередях за водкой, и, унижаясь перед спекулянтами, переплачивать огромные деньги. Чтобы купить спиртное на свадьбу или поминки. Я даже не говорю о миллиардах наших денег, улетевших «в трубу» и о том, к какому печальному итогу пришла страна после реализации масштабной авантюры под названием «сухой закон», этому вы все свидетели. Огромной страны под названием СССР просто не стало. В 1914 году царь принял «сухой закон», а в 1917 свергли его самого и разрушили империю. «Сухой закон» 1985-го привел к развалу СССР в 1991-м. Все повторилось с пугающей закономерностью. Горбачев виновен!

Адвокат. Ваша честь, маленькая ремарка. Мне кажется, прокурор только что страшно обидел русский народ. Из его сумбурных рассуждений вытекает следующее. Мы, то есть русские, готовы простить власти все, что угодно: коррупцию, взяточничество, наличие явных привилегий и скрытых счетов в швейцарском банке, часов «Вашерон» на обеих запястьях, десять «Ламборджини» в личном гараже, записанных на тещу, в доме за сто миллионов долларов на Рублевке и даже любовниц при живых женах. Ради Бога, пусть имеют! Мы даже не станем допытываться, откуда у них что взялось, пусть люди живут и радуются за трехметровыми заборами, растят детей для Кембриджа и Оксфорда, нам до лампы.

Но если из-за своего забора они вдруг покусятся на самое святое, что есть у русского человека, на сакральный сосуд с сорокоградусной, тогда не взыщи, коррупционер! И «Вашерон» сорвем вместе с запястьями, и все четыре колеса у «Ламборджини» проколем в одном страстном порыве. А дом спалим, ясное дело! Не замай! Кажется, так называется картина Верещагина про партизан 1812 года?

Прокурор. Ваша честь, я протестую! Такое ощущение, что у адвоката недержание речи. Автор когда-то нашумевшей пьесы «Мы, нижеподписавшиеся» Александр Гельман очень хорошо описал подноготную трезвенников. Уж очень назойливо, на его взгляд, учат они жить людей выпивающих, не дают им прохода, и даже заявляют, что водка – яд, доказывая это в газете «Комсомольская правда», которая размещает данное опрометчивое заявление рядом с рекламой водки «Эталон». Гельман считает, что «трезвенники» в массе своей агрессивны и немилосердны. Не встречая активного сопротивления от добродушной массы пьяниц, они, словно бы соревнуясь в изуверстве, придумывают для искоренения пьянства разного рода недобрые средства: вытрезвители, лечебно-трудовые профилактории, антиалкогольную рекламу. Они же придумали и «сухой закон».

Выпивающий человек не перестает удивляться: ну почему его не желают оставить в покое? Почему его учат жить, учат пить, почему кто-то за него делает выбор, – на какой путь становиться – на путь трезвости, как призывает академик Углов, и полного отказа от алкоголя или на путь умеренного выпивания.