«Сан-Педро» вошел в миниатюрную гавань Санта-Крус-дас-Флориш — короткий пирс рядом с маленькой деревушкой у подножия скалистых холмов. Местные жители строили дома из обломков застывшей лавы, покрывая крыши красной черепицей, как это принято в Португалии.

Вместе с капитаном путешественники отправились в ресторанчик, где отведали осьминога, тушенного в вине, жаркое из кролика и свежайшего хлеба со сливочным маслом.

После еды Таварес куда-то убежал, но через несколько минут вернулся, волоча на буксире пожилого человека в линялой военной форме, прозрачной накидке-дождевике и высоких резиновых сапогах. Он назвался доктором Эмилио Сува.

Ученый курил трубку с глиняным чубуком и, судя по морщинистому, обветренному лицу, выдававшему долгую и нелегкую жизнь, приближался возрастом к ста годам. Но глаза его смотрели цепко и проницательно, а дребезжащий резкий голос ясно давал понять — доктор все еще далек от старческой слабости. Как сказал Таварес, Эмилио Сува прожил на островах всю сознательную жизнь, и если уж он чего-то не знает, то этого не знает никто.

Доктор подробнее растолковал о статуе и монетах. По-английски он говорил плохо, а потому капитан взял на себя роль переводчика.

Человека, нашедшего клад, звали вовсе не Гао, как утверждал Таварес, а Дэмьен де Гоес. Статуя представляла собой фигуру всадника в мавританском одеянии с непокрытой головой и смуглым, почти черным лицом. Он сидел на коне и простертой вперед правой рукой указывал на запад. В ногах изваяния обнаружили котелок или горшок, наполненный монетами, в том числе пять бронзовых и две золотые из североафриканского города Кирены и из Карфагена, некогда финикийской колонии, ныне территория Туниса.

Болтовня или миф? Нет, слишком уж много реальных подробностей…

Пока старик излагал свою историю, Холлидей припомнил карту, которую видел в музее, посвященном братьям Пицигано.[153]Эти итальянцы жили и работали раньше, чем были обнаружены Азорские острова, и почти за двести лет до того, как Колумб открыл Америку.

Братья Пицигано, иллюстрируя древнюю финикийскую легенду о землях за Геркулесовыми столбами, изобразили на карте всадника. Причем приблизительно там, где находились Азорские острова. Рука человека на лошади указывала на запад, а подпись под рисунком предупреждала каждого, кто рискнет пересекать Атлантику, что он будет поглощен «морем тумана и тьмы». Что ж, не самое ошибочное описание Атлантического океана, когда он в плохом расположении духа.

Любопытно, что название «море тумана и тьмы» когда-то использовал и мавританский путешественник и картограф из Испании по имени Хашхаш ибн-Саид ибн-Асвад,[154]чтобы описать плавание, из которого он вернулся за пятьсот лет до Христофора Колумба. Да и название места на острове Корву — Понта-ду-Марко — подтверждало истинность слов доктора. Это пограничный маяк, край мира, дальше — белое пятно и неизвестность.

— Он говорит… — прервал мысли подполковника Таварес, продолжавший переводить. — Он говорит, что там, на Корву, есть человек, с которым вы обязательно должны повидаться. Он сможет ответить на все ваши вопросы.

Капитан повернулся к старику.

— Como о senhor te chama?[155]

— Rodrigues, — четко ответил старик, сжимая желтыми зубами длинный мундштук трубки. — Helder Rodrigues. Clerigo.

— Его зовут Родригес, — пояснил капитан. — Он говорит, что человека, которого вы обязаны повидать, зовут Хельдер Родригес. И он священник.

Капитан Таварес повез их на Корву следующим утром. Скомканные облака неслись над беспокойным морем. «Сан-Педро» вздрагивал всем корпусом на мелких волнах. Корву стал виден, как только катер обогнул волнорез Санта-Крус-дас-Флориш. Он напоминал огромный кекс, одна сторона которого не «подошла» в форме для выпечки. Когда-то давно полыхающий огнем и изрыгающий раскаленную лаву вулкан поднялся со дна моря, но ветер и холодная вода сначала остудили его, а потом принялись медленно, но неотвратимо разрушать скалы и за тысячи лет вполне преуспели в этом нелегком деле. Крутые склоны обросли толстым ковром растительности, как днище старого судна.

Всего пятнадцать миль разделяли Флориш и его младшего брата. «Сан-Педро» потребовалось не больше сорока минут, чтобы преодолеть их. Единственная деревня примостилась на южном, пологом склоне Корву — красные черепичные крыши теснились немного выше короткого пирса без волнореза.

Вместо того чтобы сразу пришвартоваться, Таварес повел катер на север, огибая береговую линию по крутой Дуге.

— Куда мы идем? — спросила Пэгги, поглядывая на удаляющиеся дома.

— Вокруг острова! — отвечал капитан. — Это не долго. Я хочу показать вам Понта-ду-Марко — край мира.

Чем дальше на север, тем круче становились темные базальтовые утесы, торчащие прямо из моря, а тяжелые волны снова и снова ударяли в них, разбрызгиваясь солеными каплями. От грохота прибоя закладывало уши. С палубы катера люди не могли разглядеть ничего на берегу, кроме скал. Море и камень, две непримиримые силы, бьющиеся в беспрерывном сражении на протяжении сотен веков.

Холлидей задумался о мече и человеке, который вез его. Был ли этот клочок суши конечным пунктом назначения? Здесь ли, на окруженном бушующим морем скалистом островке, нашло пристанище сокровище, скрытое со времен Христа под Храмом Соломона в Святом городе Иерусалиме? Или все это выдумка, подобно легенде о короле Артуре и его мече?

Именно здесь, стоя на раскачивающейся палубе катера, подполковник Джон Док Холлидей понял, что сокровище уже не имеет значения. Меч, его долгий путь, тянущиеся подобно шлейфу загадки влияли на человеческие жизни и меняли сам ход истории. Король Артур и его Экскалибур, возможно, останутся лишь романтической легендой детства, но эта легенда, судьба меча тамплиеров, изменяла саму цивилизацию.

— У вас на лице выражение, будто вы пронзаете мыслью пространство и время, Док, — ласково улыбнулась Пэгги, стоящая рядом. — Снова вспомнили историю?

— Есть немножко… — кивнул рейнджер.

Таварес крутанул штурвал, и «Сан-Педро», едва не завалившись набок, повернул за скалистый мыс.

— Вот он! — выкрикнул капитан. — Понта-ду-Марко! Край мира!

Они находились напротив северной оконечности острова. Кальдера давно уснувшего вулкана возвышалась, словно зубчатая зеленая стена, узкими террасами сходящая к бушующему белой пеной прибою. А вершину горы скрывали туман и грязные облака, скомканные будто старые тряпки.