вояж по складам вышел неплохим. Потратил я на это дело тысяч десять долларов. Вроде бы много, но глядя на гору ящиков, понимал, что это капля в море. Нужно больше и намного. И кстати, здесь же прикупил с десяток мешков зернового кофе. Вкусного, ароматного, сводящего с ума, без примесей и мусора. Такой кофе в Артуре весьма ценился и охотно покупался офицерами и просто людьми с достатком. Да и я пил его в охотку, так что покупка была, что называется, впрок и в крепости она обязательно найдет своего покупателя.

Перед отплытием я передал Данилу по расписке почти все свои деньги и наказал, что и в каком количестве еще необходимо прикупить. Тот был предельно серьезен, запоминал и карябал карандашом в листочке. В его честности я был уверен, он сделает все как полагается. Андрей Прохорыч, впрочем, не был так уверен и шептал мне на ухо, что зря я так безоглядно ему доверяю. Деньги-то какие я ему выделил! Почти тридцать тысяч, а это, если сравнивать с моим временем, больше миллиона баксов! Было о чем задуматься. Но делать было нечего, тут либо ты полагаешься на человека, либо возвращаешься домой не солоно хлебавши. Эх, если бы только Маришка в Артур не приперлась! Но на самом-то деле я Данилу доверял не из-за того, что он был честен, а из-за того, что тот знал — укради он эти деньги и мы не пожалеем средств и времени, но достанем его из под земли и заставим все вернуть. Уж он-то как никто другой знал, как работают хлопцы Истомина, какие головорезы у него ходят по домам долги выбивать.

Само отплытие из Сан-Франциско прошло буднично, без жарких объятий и расставаний. Я, дав последние указания, пожал Данилу и Андрею ладони, кинул пару указаний и отчалил, крикнув напоследок с борта:

— Телеграммы регулярно шлите.

Они что-то крикнули в ответ, но я уже не слышал. Мой корабль, пеня грязную воду западного побережья, уводил меня из Америки.

В Дальний я прибыл спустя три недели. Двадцать один день я страдал в море. Корабль, попав в болтанку, скрипел, стонал, ухал и перевалился по волнам как усталый медведь, вздрагивал телом и дрожал, когда сильная волна била в борт. Боковая качка она самая противная — короткая и резкая. От нее в каюте все летает из угла в угол, а желудок, измученный постоянной тошнотой, выворачивается наизнанку. На целых десять дней наш корабль попал в шторм. Не знаю насколько он был сильный, на сколько баллов — мне казалось, что на все десять. Но капитан, проходя по каютам и интересуясь самочувствием немногочисленных пассажиров, пояснил, что качает не так чтобы сильно. Скорее средненько. И пожелав мне терпения, удалился. А я, наконец-то нутром понял Мишку, когда он жаловался на длительные морские путешествия. Действительно, уж лучше самая жесткая турбулентность на самом старом самолете, чем эта размеренная и добивающая нутро качка.

В Дальнем меня ждали. Еще на подходе с палубы, я увидел своих встречающих. Тут и Петро и Мурзин, и мои братья-пилоты. И Маришка нарядная, а рядом с ней незнакомая женщина с моей дочкой на руках. Все они стояли на пирсе и ждали, когда судно причалит.

Когда я сошел по трапу, первым подскочил Мурзин и, горячо облапав, шепнул:

— Не ругайся сильно, твоя соскучилась очень и сама переживает.

— Ладно, — пообещал я и расцепил его руки.

Маришка подлетела ко мне радостная, счастливая — видно что скучала. Ну как тут можно сердиться? Она кинулась мне в объятия, припала головой к груди. Но сделала это так неудачно, что ударилась подбородком о рукоять спрятанного пистолета.

— Ой, а что это там у тебя? — вместо радостного «я соскучилась» спросила она.

— Не важно, — отмахнулся я и, жарко ее поцеловал. И честно сказал: — Рад, что приехала.

Она улыбнулась, смягчилась и на секунду прильнула — ожидала все-таки, что буду ее отчитывать.

— Ой, а это кто у нас такой большой стал? — при виде Дашульки у меня даже защемило сердце. Вот по кому я по-настоящему соскучился. По этой маленькой шалопайке и непоседе. — А ну-ка, — я протянул руки и женщина, на руках которой сидела моя дочь, покорно ее передала. Но дочь отвыкла от моих рук и, кажется, забыла меня. Едва я попробовал ее чмокнуть, как она запротестовала и сильно уперлась руками, требовательно воскликнув:

— Нет!

Она никогда не любила поцелуйчиков и росла недотрогой. Даже собственную мать к себе не подпускала и не терпела ее нежностей. Лишь иногда позволяла чмокнуть себя, но только тогда, когда ей этого самой хотелось. Вся в мать, такая же своенравная и независимая. Будущая суфражистка, не иначе.

— Давно ты здесь? — спросил я свою жену.

— Полтора месяца уж, — ответила она, лишь чуть-чуть опустив долу глаза, показывая, что все понимает. — Приехала на поезде, а тебя нету…

Я вздохнул:

— И как тебя только Мишка отпустил?

— А что Мишка? Кто он мне? Захотела и поехала…

— Ну ладно, не будем сейчас ругаться. Все равно рад, что тебя увидел. Егорыч, — обратился я Мурзину, — там, — я кивнул на начавший разгрузку пароход, — у меня багаж. Много вещей и груз. Позаботься.

— Ну, это уж как полагается, все сделаю как требуется. А вы, Василь Иваныч, езжайте домой, а то с дороги устали поди. А там дома Юн баньку вам топит, — с готовностью ответил он и двинулся в сторону парохода. Мимоходом махнул куда-то в сторону, и к нему сорвалось едва ли не с десяток ожидающих работы китайцев. Те быстро уловили суть необходимого и вот уже через несколько минут с парохода стали стаскивать первые ящики. Егорыч потом вышел, покачал головой, мол — много всего.

А я и вправду послушался совета своего помощника. Без задержки двинулся домой. Но прежде подошел к своим братьям-пилотам, крепко пожал ладони:

— Ну, что могу сказать — поздравляю! Прекрасно все сделали, я в Америке статью про ваш полет читал. Ух, там вас хвалили!

— Спасибо, Василий Иванович, — заулыбались парни. — Представляете, всего на три недели мы их опередили!

— Кого их? — не очень понял я.

— Ну как же? Братьев Райт, конечно же! Вы разве не слышали?

— Братья Райт? — мне тут пришлось сделать недоумение. Я, конечно, знал кто это такие, да вот что-либо интересного про них я в этом времени не слышал. И если они за время моего пути смогли запустить свой самолет, то я об этом и не мог узнать. Потому и сделал недоуменное лицо. — А что такое с братьями