А как быть с законным использованием? С применением магиматов (магических материалов) и прирученной нежити в целях, одобренных государством, и под государственным же контролем? Это ведь совсем другое дело! Тот же Ур, Блистательный и Проклятый, по-прежнему отправлял трупы преступников и должников махать кирками на серебряных рудниках! Это ведь одна из статей доходов государства и форма наказания, устрашающе действующая на нечистый на руку народ! Не смогло подписание пакта остановить также и использование «топтунов», таскающих поезда с одного края мира на другой. А ведь големы — одна из форм использования магиматов.

«Защита интересов человечества не должна препятствовать прогрессу!» — кричали крючкотворы в урских Палатах правосудия, отказывая эмиссарам ордена. «Нееловский пакт должен защитить человека от нежити, но не нежить от человека!» — вторили им адвокаты Лютеции.

А где одна прореха в законе, там и другая. Вскоре частнопрактикующие некроманты стали получать лицензии в магистрате Ура (при обязательном ходатайстве Черной Церкви), затем вполне легально скупали трупы, не подлежащие погребению и не застрахованные от реанимации, и использовали их по своему усмотрению, действуя при этом от имени государства. Так появились Черные пастыри — бродячие некроманты-аниматоры, сопровождаемые толпой зомби. Они бродили по деревням и городам, покупая новые тела взамен износившихся, и сдавали мертвяков внаем на выполнение различных грубых, не требующих смекалки и проворства работ: переноску грузов, мощение дорог, расчистку леса… Рабочая сила, не нуждающаяся в сне, отдыхе, пище, оплате (не считая платы самому некроманту), обходилась дешево и пользовалась большим спросом. К тому же зомби, в отличие от живых, не выпивали, не тащили все, что плохо лежит, не портили девушек. Вдобавок армейские заклинания стазиса, использование которых давно стало обязательным пунктом лицензий, ограждали живых от запаха мертвечины, трупного яда и не позволяли мертвецам окончательно разложиться.

— Я, дурень старый, сталбыть, и купился! — Ханс в сердцах дернул себя за бороду. — Заключили мы энтот… контрахт, значит. Уплатили ему гроши — чин по чину, зомбаки начали работать. Ходют они не шибко быстро, а соображалки, той и вовсе нету, но зато ни ночь, ни дождь им нипочем. Одно слово — работнички! Ежели никто себе по ошибке палец или руку не оттяпает — споро работают. А три дня назад…

«Три дня», — эхом прозвучало в голове ди Тулла. Три дня назад пала несокрушимая Башня, а он, тащя за собой «трофей», бросился в нестабильный портал!

— …три дня назад зомбак дерево срубил, а оно возьми и задави пастыря, — продолжал Ведлиг. — Я рядом стоял — все видел. Не могло оно в ту сторону упасть! Ну никак не могло, милорд, вот зуб из последних даю. Не могло, да только взяло и упало. Он, пастырь, значит, только ножками и взбрыкнул.

Кастор уже почти не слушал старика. Проклятые мысли наполняли душу отчаянием: «А мы три дня назад не могли уцелеть, бросаясь в нестабильный портал… но уцелели. Невозможное становится возможным. И наоборот. И неужели всему виной…» Экзекутор незаметно покосился на Яну. Изуродованное ожогом лицо девушки ничего не выражало.

Усилием воли Кастор заставил себя прислушаться к рассказу старосты.

Умер злополучный некромант не сразу. Пока харкающий кровью Черный пастырь еще оставался в сознании, он своей волей загнал зомби в общинный амбар, где и велел их закрыть. Думал — оправится немного и успокоит стадо.

Но не оправился. «К вечеру, сталбыть, отдал душу!»

А дальше понеслось: после смерти некроманта контролирующие заклинания потеряли силу, и мертвецы превратились в то, чем являлись на самом деле, — в ходячие трупы, лишенные покоя. В существа, насильно обреченные не жить и не умирать, а лишь пребывать в состоянии вечного голода, который может утолить только одно. И то на короткое время.

Живая плоть.

Таких мертвецов — низшую форму неживого существования — называли хучами.

Спустя день после смерти Черного пастыря хучи уже бились в стены амбара, чуя рядом живых людей. Вдобавок ко всему рассыпалось заклинание стазиса, сдерживавшего процесс разложения. Очень скоро амбар начал благоухать на зависть любому склепу. Даже если бы мертвяков удалось удержать внутри деревянной темницы, амбар все равно таил в себе другую опасность: где разложение — там зараза, чума и мор.

— Известно, зомбаки, они хоть и трупы трупами, а Все-таки убить их можно. Ну, ежели в голову вдарить чем потяжелее или острым чем! Вот мы и придумали, значит, мальчишек наверх посадить, чтоб они из самострелов в бошки мертвякам лупили. Как побьют всех, амбар откроем и, сталбыть, похороним честь по чести. Со священником!

Они как раз проходили мимо зловещего амбара.

Кастор против воли сморщился: от строения разило мертвечиной с такой силой, что запах показался рыцарю осязаемым. Тучи мух вились в воздухе. Смрад был настолько омерзителен, что даже у привычного ко многому экзекутора болезненно сжался желудок.

— А сжечь не проще? — прикрывая нос рукавом, спросил ди Тулл.

— Не-а. Никак нет. По уму-то оно, конечно, ваша правда, вашмилость… Сжечь бы его надыть вместе с мертвяками, — вздохнул староста. — Известное дело, огонь скверну не щадит. Но токмо жалко. Амбар, сталбыть, он же общинный. Всей деревней строили, все мужики трудились. Одного горбыля на крышу сколько ушло! А горбыль, он нынче дорогущий! Почти как чистая доска! И потом — ну как огонь на другие избы перекинется? Беды не оберешься! Вот, сталбыть, и приходится парням мертвяков по одному бить через крышу, хоть и несподручно это.

Кастор только покачал головой: чего только не придумают люди, чтобы усложнить себе жизнь.

— Эй, Уилл! — приложив руку к бороде, крикнул староста. — Как дела идут?

— Четверо уже! — подступив к краю крыши, сообщил паренек (на вид лет тринадцати) и помахал большим охотничьим мерканом. — Но там их все одно полно. Стрелять страсть как неудобно. И без наконечников железных плохо: стрелы от черепа скользом уходят. До вечера, пожалуй, не управимся.

— Надо управиться, — сказал староста. — Ежели они еще денек погниют, по деревне, чего доброго, зараза пойдет.

Они почти миновали амбар, когда Яна, которая плелась, не глядя перед собой, оступилась и подвернула ногу. Кастор едва успел удержать ее от падения, обхватив здоровой рукой за талию. И все равно Яна вскрикнула. Боль в подвернутой лодыжке, видимо, оказалась достаточно сильной: на обычно бесстрастном лице девушки выступили слезы.

Впрочем, ди Туллу вскоре стало не до того.

После возгласа Яны раздались другие крики. Кричали мальчишки. Вскинув голову, рыцарь устремил взгляд на амбар и похолодел, поняв, что видит на крыше не четыре фигурки, а только три.

Юный стрелок провалился внутрь набитого ожившими мертвецами строения, когда доска под его ногой не выдержала. Этого не могло — не должно было! — случиться («амбар, он ведь новехонький!»), так что ди Тулл ни на секунду не усомнился: злая судьба, против его воли сделавшая экзекутора хранителем «трофея», подбросила новое испытание.