— Ну, сознавайтесь, — вступил в разговор опять Сева, — куда задевали улики? Кто вам приказал это сделать?

— Что сделать? — осторожно спросил Загоруйко.

— Не валяйте дурочку, Иван Иванович, — поморщился Сева. — Мы же взрослые люди и все понимаем. И вы прекрасно знаете, что вляпались основательно, крепко облажались с генетической экспертизой. Никакой суд вас не поймет. В лучшем случае возвратят на доследование, а в худшем? Вы ж догадываетесь, вероятно, что и мы теперь этот скорбный для вас факт без внимания не оставим? Да, кстати, тут адвокат должен подъехать к вашему подследственному Демину, так вы уж будьте благоразумны, не чините препятствий их встрече. На свою, так сказать, голову. Надо же выяснить наконец причины, по которым человек взял да наговорил сам на себя, верно? Ну что, поедем по начальству, Филипп Кузьмич? — сказал Сева, поднимаясь. — Надо же истину на свет божий вытаскивать…

— Одну минуточку! — остановил его Загоруйко уже не приказным, а вполне нормальным тоном. — Я не совсем понял. Вы говорили о каких-то собственных материалах. Это что? Откуда они?

— Вещественные доказательства, собранные экспертом-криминалистом из ЭКУ на месте преступления. А инициировал эту акцию известный вам Александр Борисович Турецкий, которому с первой минуты знакомства с делом ваши соображения показались сомнительными. Но вы ж решили не советоваться? Или, наоборот, вам самому некоторые господа настойчиво посоветовали поступить именно так, а не иначе. Это же дураку понятно. И вот первый результат.

— Но ведь мы же…

— Плохо сработали, Иван Иванович, очень плохо. И вам с вашим трусливым упрямством мы вряд ли чем сумеем помочь.

— Да что вы меня все пугаете?! — снова взвился Загоруйко. — Какие у вас основания для обвинения? Ни малейших, черт возьми… А выяснить, куда задевались эти проклятые анализы, это не только можно, но и нужно! Да! Ну хорошо, садитесь, я тоже постараюсь объясниться с вами, хотя делать это не имею ни малейшего желания. Да и не обязан! Но я готов, так и быть, пойти вам навстречу, чтобы окончательно исключить дальнейшее непонимание. Вот так! К вашему сведению, все необходимые для исследования материалы мною были отосланы в Москву, в лабораторию, с курьером. Это — первое. И данное обстоятельство зафиксировано в соответствующих исходящих документах. Верите или не верите — ваши личные проблемы. А вот второе меня тоже интересует. На каком основании судмедэксперт Липинский дал вам информацию о том, какие следственные материалы и куда мной направлены?

— Ваше «первое», действительно, несложно проверить. Как и факт поступления материалов в лабораторию. Если ваш курьер жив, здоров и выполнил ваше поручение. Но это — исключительно ваша, Иван Иванович, забота. Хотя, не скрою, нам тоже было бы любопытно услышать подробности того, как он заблудился. И где. Что же касается «второго», то есть Липинского, скажу откровенно, мы предполагали, что, как человек порядочный, он может стать камнем преткновения в той грязной возне, которая развернется вокруг убийства невинной девушки. А вот о том, что вы собирались посылать материалы на генетическую экспертизу, видимо, сами запамятовали, хотя именно об этом говорили Александру Борисовичу, когда встретились возле дома Залесского поздно вечером, даже, можно сказать, ночью. Мол, она все и покажет. Это когда у вас речь о Демине зашла, помните? Нет? Вот видите, вы за делами забыли, а Турецкий никогда ничего толкового не упускает. Он нам это и сказал. Так что Липинский здесь абсолютно ни при чем. Я вас немного на пушку взял. — Сева добродушно усмехнулся, не упустив из внимания, что у Загоруйко будто стержень внутри надломился. — Ну, насчет очной ставки там и прочего. Не берите в голову, тем более что от вас нам и в самом деле ничего не надо. Вполне хватит собственных наработок. Мы ведь, в общем-то, уже знаем, кто убийца. Но его сейчас в Москве нет. Пока он приедет, и мы кое-какие факты подтвердим. И — дело в шляпе!.. А насчет курьера вы все-таки поинтересуйтесь. Неужели это он вас так нехорошо подставил?

Когда они вышли из здания прокуратуры, Филя заметил:

— Ты думаешь, он сейчас кинется кругом названивать, чтобы обеспечить себе алиби?

— Я считаю пока одно: прежде всего он наверняка попытается оправдаться перед Липинским, что ни в чем не виноват. Придумает какую-нибудь чушь вроде того, что на курьера собаки напали или тот сумку потерял в поезде, или хулиганы ее отняли, а он испугался и не доложился. Может, он уже и вообще от страха уволился. Курьерская должность — не сахар. Даже и в прокуратуре. Видишь, сколько версий? Хватило б фантазии…

— Ну, на выдумки такие суки горазды. Вот ведь гад, вонючка! — И Филя сердито сплюнул в урну у входа. — А насчет его забывчивости касательно Сан Борисыча, это ты, Сева, лихо придумал. По ходу дела? Или домашняя заготовочка?

— Не в том суть. Главное, мы его сбили, он задумался и теперь уже самому себе не верит. Значит, и доктор ему, по сути, без надобности, лишь бы только шума не поднимал. Но предупредить этого Юлианыча все-таки надо, а то начнет со своим благородством права качать. У него ж реакция другая, не как у нас…

Вряд ли кому-нибудь из тех, кто вольно или невольно был задействован в этой истории, пришло в голову, что малозначительный факт посещения двумя сыщиками следователя Загоруйко немедленно вызовет крутую круговую волну, какую делает булыжник, бухнувшийся в середину затянутого ряской пруда.

А вот Александр Борисович полагал, что именно так и произойдет. И поскольку, по его соображениям, было кому наблюдать за развитием событий, сам он отрешился на какое-то время от расследования убийства девочки и с утра уехал вместе с Платоновым в ОКБ. В то самое конструкторское бюро, чьим детищем являлась «пресловутая», как назвал ее Турецкий, «Дымка» и где заседала аварийная комиссия под председательством начальника Службы безопасности полетов государственного авиационного ведомства господина Найденова.

Там же находился и второй опытный образец самолета, который ему очень советовал посмотреть Сан Саныч. И Турецкий понимал, что зря или просто так, для утоления любопытства, этот профи высочайшего класса ничего советовать не станет.

Пока ехали, Платон Петрович рассказывал ему, с кем из членов аварийной комиссии он уже встречался, о чем разговаривал, какие выводы можно было предвидеть. Правда, до подписания так называемого Аварийного акта, где будут указаны причины гибели самолета, названы виновники и высказаны рекомендации, что надо делать дальше, все переговоры с членами комиссии и их соображения можно было считать в определенной степени условными. Они и сами пока не настаивали на собственных выводах и личных мнениях. Просто высказывались по ходу дела, объясняя неопытному в авиационных проблемах следователю, что и как надо понимать. Тоже своего рода ликбез. Короче, все читайте в Аварийном акте комиссии.

Но в любом случае, что бы они теперь там, у себя, ни написали, Платонов понял главное. И оно заключалось в том, что испытатель Мазаев в гибели самолета не виноват. Напротив, отведя в последнюю минуту падающую и фактически неуправляемую машину от поселка, он спас тем самым жизни десятков людей. Пожертвовав при этом своей собственной. Вот с таким выводом были уже согласны практически все члены комиссии. Ну а техническая сторона вопроса — это особая статья, и ее совсем не собирались обсуждать или, не дай бог, расследовать Платонов с Турецким.