– А как праща у вас не раскрылась да в стену с размаху долбанула, помнишь?

– Забудешь такое! – Сучок передёрнул плечами. – Булыга полпуда всего, а чуть заборолы не снесла, даром что временные! А если б там пудов семь было? Хорошо, что Шкрябка тогда про камнемёты подумал, да надоумил постоянные заборолы не хуже кит ладить!

– То-то и оно! – Филимон тяжело вздохнул. – Чего дальше делать думаешь?

– Велю дюжину вертушек сладить да поставить на стены и ещё дюжину про запас – лишними не будут, – мастер мрачно усмехнулся, – Своя ноша, она, знаешь, не тянет…

– Угу, – кивнул наставник. – А потом?

– А потом буду такой строить, каким стены ломать можно! – По лицу плотницкого старшины пробежала тень. – Ну и чтоб чужие пороки разнести, если кто к нам с ними пожалует.

– Ясно… – Филимон огляделся вокруг. – И где ты его ставить будешь?

– А вот прямо тут! – Сучок топнул ногой. – Чтобы крепость ненароком не развалить пока всё не отладим. Если вертушка чуть к едреням всё не разнесла, то большой камнемёт и вовсе настоящая оторва будет!

– Оторва, говоришь? Ну, ты и окрестил! – Наставник на секунду задумался. – Добро! Бог в помощь тебе, Кондрат!

Ноябрь 1125 года. Михайловская крепость. Ратное и окрестности

С самого утра настроение у Кондратия Епифановича Сучка было препоганейшим, и это немедленно почуствовали на своей шкуре и артельные, и те из лесовиков, кто не ко времени попался плотницкому старшине на глаза. Досталось всем – мастер никого не обделил, каждого приголубил.

– С цепи он, что ли, сорвался? Зверь-зверем и, главное, на ровном месте! – выразил общее мнение Гаркун. – Нил, ты не знаешь, какая муха зодчего нашего укусила?

– Да хрен его знает! – сплюнул Нил. – Пошли жрать лучше. На обед звонят!

В трапезной всё разъяснилось: щека у Сучка заметно округлилась, да и жевал он очень осторожно, временами шипя и матерясь.

– Зуб, что ли, Кондрат?! – участливо спросил мастер Гвоздь.

– Угу, – кивнул Сучок.

– И давно?

– С вечера. – Старшина мотнул головой.

– Так это ты из-за зуба на всех кидаешься? – хмыкнул Нил. – Понятно! Дело такое – и на стенку полезешь! К Юльке ходил?

– Да ну её к бесу! – опять мотнул головой Сучок.

– Ну, давай я вырву, – предложил кузнец Мудила.

– Да иди ты! – старшина подпрыгнул на лавке. – Думаешь, я забыл, как ты старому Пахому зубы рвал?! Еле с того света его достали! Не лезь ко мне со своими клещами, убивец!

– Ну, как знаешь. – Даже сквозь запечённую у горна кожу кузнеца выступила краска.

– Во-во! Знаю! – скривился Сучок. – Понравилось ему, живодёру! Не-е, до моей пасти ты не доберёшься! Пусть вон другие дурни…

– Сучок, чего делать-то думаешь? Само ведь не пройдёт, – вмешался в разговор Нил.

– Один хрен в Ратное всем ехать, не забыли? Там Настёне отдамся – она хоть башку вместе с зубом не оторвёт, как некоторые! – Старшину аж передёрнуло от предвкушения. – А может, и пройдёт ещё! Ладно, жрите давайте, работы до хрена, а день короткий!

Ложки старательно заскребли по мискам.

– Ну что, всё слопали? – Сучок обвёл мастеров страдальческим взглядом. – Тогда пошли народ на работу выводить!

Мастера разом поднялись из-за стола и двинулись к выходу. Увидев, что начальство зашевелилось, зацыкали на своих артельные десятники, подгоняя отстающих.

Народ потянулся из трапезной.

– Слышь, Кондрат, ты, это, чеснока бы приложил, а? – тихо, так, чтобы слышал один Сучок, сказал Гаркун. – И науз[36] на, повяжи. Он сильный! У нас в веси наузница добрая!

– Спасибо! – Сучок, воровато оглянувшись, повязал вервие с узлами вокруг левого запястья.

– Ну, бывай, я к своим пошёл, – Гаркун перепоясал полушубок кушаком, надел шапку и вышел.

Сучок вздохнул и поплёлся на кухню клянчить чеснок.

Когда старшина, распостраняя едкий чесночный дух, появился на крыльце, его перехватил Мудила.

– Сучок, тебе скобы когда нужны будут? Мы уже отковали, можешь забирать, – Мудила мотнул головой в сторону посада, где дымила артельная кузня.

– Добро! – волна аромата, произведённая Сучком, могла разорвать в клочья средних размеров вурдалака[37]. – В Ратное съездим и заберу.

– Ладно, – кивнул кузнец. – Только скажи, жрёте вы их, что ли, зодчие хреновы? Где я вам железа столько возьму? Вроде ж от пращуров без них обходились?

– Обходились, – снова пустил волну чесночной вони Сучок. – Только пращуры камнемёты на башни не ставили. Сам же видел, что было, когда мы Оторву[38] первый раз на сруб взгромоздили. Никак без скоб – не держат врубки! И землёй всю клеть забивать надо!

– Да знаю! – Мудила махнул рукой. – Только ты уж не разбегайся, а? Железа ж не напасёшься!

– Ладно, – кивнул старшина, – чай, не сопляк – понимаю! Ну, я пойду?

– Погодь…

– Чего?

– Зуб как?

– Ноет, погань, но всё ж полегче, – скривился Сучок, – то ли науз Гаркунов помог, то ли чеснок.

– Ну ладно тогда, – кивнул Мудила. – Ты, это, если совсем невмоготу станет, вот чего сделай, средство верное!

– Чего?!

– Возьми мочи, лучше от парня рыжего…

– На кой ляд?!

– Ты не ори! – насупился Мудила. – Средство верное! Значит, возьми мочи и полощи…

– Да иди ты! Что б я чужое ссаньё да в рот!

– Ну, дело твое, – пожал плечами кузнец. – Не хочешь чужую – можно и свою! Но от рыжего вернее!

– Шёл бы ты… в кузню! – Старшина сплюнул от избытка чувств.

Мудила задумчиво понаблюдал, как чесночный плевок прожигает землю, и подытожил:

– Видать, хреново болит. Ничего, припрёт – вспомнишь!

– Увидим! – зло дёрнул головой Сучок и спустился с крыльца.

Зимний день короток, и в водовороте забот старшина забыл о зубной боли. Но всё в этом мире имеет свой конец – едва запарка схлынула, как поганец-зуб с утроенной силой напомнил о себе.

«Уй-й-й, с-с-с-су-у-у-у-у-ка! Вот тебе и сел подумать! Что ж тебе, тварь такая, неймётся, а? Дёргает и дёргает, драть тебя бревном суковатым поперёк себя волосатым! Ну, я тебя!»