– Ты же знаешь.

– Я для себя знаю…

– Ты для всех знаешь. – Антон поднял голову, снизу глянул ей в глаза. – Ты же камертон. Точная настройка.

– Какими ты терминами оперируешь! – улыбнулась она.

– Помнишь, как Бетховена ходили слушать?

Он тоже улыбнулся. Глаза от улыбки сверкнули, как от падающего из окна лунного света сверкали кристаллы Авроры.

– В Редуте?

– Ага.

Нэла вспомнила, как музыка звучала в светлом камерном зале, и, когда она поглядывала искоса на своего мужа, то видела в его глазах растерянность и силу в необъяснимом соединении, и это соединение говорило ей о жизни так же много, как музыка Бетховена. Какой драгоценный дар преподнесла им жизнь в самой юности! Как много жизни должно было пройти, чтобы они это поняли…

– Что делать, пока не знаю, – сказал Антон. – Но чего не делать – это, знаешь, обдумал. Пока о стенку головой бился, правильно ты догадалась.

– Не трудно было догадаться, – хмыкнула она.

– Все можно варьировать, – сказал Антон. – Но из чего-то можно только исходить.

– Думаешь, я знаю, из чего? – вздохнула Нэла.

– Конечно, знаешь, неоценимая.

Почему он назвал ее так – непонятно. Слово было такое странное, что казалось прилетевшим из другой какой-то жизни. Но когда Антон его произнес, оно стало таким естественным, будто он сделал его руками, которые умели все.

– Видно, такая у тебя встроенная функция, – добавил он.