И она орет,

«ТЫ МОЖЕШЬ ЗАТКНУТЬСЯ?! Я ГОВОРЮ ПО ТЕЛЕФОНУ».

Он замолкает.

– Sorry[135].

– I’m friend of mr Tim. He shot, needs doctor. He is in my trailer. You doctor?[136]

– Yes[137].

Ему больше не к кому пойти, что-то случилось такое, из-за чего он не может поехать в больницу.

– Very bad, think not make it[138].

И теперь он лежит дома у этой женщины и умирает.

– Can I speak to mr Tim?[139]

– Not here[140].

– Not there?[141]

– Mean his mind not here[142].

Без сознания, он без сознания.

– Need operation to take out bullet, antibiotics[143].

– Я могу быть там завтра.

– Maybe too late[144].

Она слышит шелест ткани, которая шевелится, стон, затянутый приглушенный вскрик, это Тим, он, должно быть, очнулся, и звуки его физической боли проникают в самую ее суть, в костный мозг. То, что она слышит, это тоска, скорбь, их общая черная дыра, которая поглотила их жизнь. Она поднимает глаза, видит Андерса, стоящего рядом, его требовательный взгляд. Что это такое? Еда же готова.

– ИДИ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ! – кричит она. – Это личный разговор.

Его лицо теряет все контуры, он поворачивается и выходит в кухню, выдвигает стул, крышка кастрюли звенит о стол, глухо, не так, как раньше, а она думает о самолете. И тут она слышит голос Тима, сиплый, слабый, почти свистящий, будто боль обвязала грубой веревкой его грудную клетку.

– Ребекка?

– Да. Что случилось?

– Меня подстрелили.

– Кто?

– Полиция.

– Полиция в тебя стреляла?

– Я так думаю, – и на этих словах его голос ломается, он стонет, шепчет сам себе, – не исчезай.

– Я приеду, – говорит она. Она не хочет спрашивать, каким образом все вышло из-под контроля на этот раз. Это тебя я должна залатать. Ты.

– Возьми для нее рыбок, не забудь конверт с деньгами. Рыбки, красные. Может, жвачку «Стиморол».

– Я приеду.

Она не спрашивает, что случилось, никаких почему или как, она просто чувствует, что Эмма там, вместе с ними, в телефоне, чувствует, что то, что с ней случилось, каким-то образом связано с тем, что случилось с Тимом. Шум в телефоне, снова голос азиатской женщины.

– He’s sleep again[145], – и вопрос: – You Whatsapp?[146]

– Yes[147].

– I send way[148].

Образ Эммы, если это Эмма, проецируется на белую поверхность входной двери, и Ребекка хочет открыть дверь, выбежать, добраться до Мальорки, как туда попасть в это время? Что нужно взять с собой?

– I will get a flight[149].

– Fast one[150].

Линия прерывается, Ребекка держит телефон перед собой, думай, думай четко. Она заходит на поисковик Skyscanner, видит, что есть вечерний рейс самолета авиакомпании Norwegian, который час, без двадцати восемь, она вводит данные на билет в один конец, получает ответ, рейс на Palma Mallorca, вылет в 21:50, цена 4976 крон, и делает заказ.

– Тебе обязательно кричать?

Андерс сидит за кухонным столом, медленно ест какую-то коричневую массу на белой тарелке, она чувствует аромат зеленого перца чили, чеснока и отвратительный запах свежей кинзы. Он пьет пиво прямо из бутылки, и ей хочется попросить прощения, стоя посреди кухни, в нескольких метрах от заваленной посудой мойки, но не может выговорить слов «извини, я не хотела».

– Я еду на Мальорку, – говорит она.

Он кладет вилку.

– Когда у тебя следующий отпуск?

– Я еду сегодня вечером.

– Мы же идем в кино.

– Мне нужно собраться, – она поворачивается, оставляет его одного в кухне с его хипстерским блюдом и перцем чили, а он встает, бежит за ней, рассерженный, кричит ей в спину:

– Ты ничего не можешь сделать, Ребекка! Ее больше нет, она никогда не вернется, ты что, не понимаешь? Твоя жизнь теперь здесь, ты и я, ты не понимаешь?

Она достает из гардероба в спальне черную сумку для поездок на выходные, бросает на кровать, сумка лежит там, как безжизненная реинкарнация Эммы в белой ночной рубашке. Она хватает одежду и бросает в сумку трусы, пару футболок, юбку, джинсы, а Андерс молча стоит у нее за спиной, в умоляющей тишине.

– Я должна ехать.

– Что случилось?

– Ничего.

Она смотрит на него и видит, что он повержен. История, прошлое отняли у него сегодняшнее и будущее, и он это знает, он сдался, у него больше нет сил на борьбу.

– Если ты сейчас уедешь, можешь не возвращаться.

– Это моя квартира.

– Но меня здесь уже не будет, когда ты вернешься.

Тебя здесь никогда и не было, хочется ей сказать, но она не хочет быть жестокой.

Зачем причинять больше боли, чем это абсолютно необходимо.