ненависти и презрения. Они замешивались в такой невообразимый коктейль, что сердце старого лорда, казалось, готово было лопнуть, словно переспевший плод. Посидев так немного, он вышел, чтобы позвать служанку.

***

Остаток переговоров проводил уже Гардон. Очнувшись, Камилла наотрез отказалась ещё раз видеться с Давином. Известие о том, что ему известно о её преступлении, раздавило бедную девушку. Она даже не нашла в себе сил оставаться дальше в замке Олтендейлов, так что вся посольская делегация переселилась в одну из гостиниц Танна.

Естественно, она никак не могла объяснить Гардону причину своего состояния, лишь заверив его в том, что вины лорда Давина в этом нет. Увы, вся та жизнь, которой Камилла вроде бы наполнилась в последнее время, вновь словно вытекла из неё, оставив безвольное, измученное существо.

Давин тоже был не слишком-то склонен к переговорам. Визит Камиллы, а также их разговор разбередили старые раны, и сейчас ему больше всего хотелось запереться в своей комнате с бочонком пива, или же отправиться куда-нибудь на болота, гоня лошадь во весь опор. Впрочем, он понимал, что ни то, ни другое ему не поможет.

— Намерены ли вы, лорд Давин, добровольно уступить Колиону его исконные владения — деревню Боронушка с прилегающими восемью сотнями акров земли?

— Нет, не намерен, — чуть устало и почти равнодушно ответил Давин, глядя на Гардона.

Они, судя по всему, были почти ровесниками, но однако же было видно, насколько барон предан Увиллу. Это была почти фанатичность, преклонение. При этом нельзя было не отметить, что Гардон — умный и расчётливый человек. Тем удивительнее было то влияние, что оказывал на него его господин.

— Понимаете ли вы, что своим отказом принуждаете его величество короля Увилла начать против вас враждебные действия?

— Вполне, — Давин кисло скривился, услыхав титул Увилла из уст его посланца.

— Его величество просил передать вам ещё кое-что, лорд Давин, — Гардон слегка замялся, словно бы даже смутившись.

— Что ещё?

— Его величество король Увилл готов отказаться от притязаний на спорную территорию в случае, если вы окажете ему честь и отдадите в жёны свою дочь, миледи Солейн.

— Вот как? — воскликнул Давин, и его потухшее лицо оживилось. — Так он прислал вас торговаться? Значит, судьбы обездоленных простолюдинов всё-таки не настолько его беспокоят, раз он готов променять их на жену?

— Простите, милорд, но мои полномочия ограничиваются лишь уже сказанными словами, — учтиво поклонился Гардон, но Давину показалось, что он заметил лёгкое замешательство в его глазах.

— Передайте своему господину, что он слишком далеко зашёл в своих играх, милорд, — отчеканил Давин. — И что это ему не сойдёт с рук. Я объявляю о созыве Стола, и прошу вас передать мой призыв Увиллу. Пусть явится в Танн в первый день осени! Что же касается моей дочери… — дрожь гнева пробежала по спине старого лорда. — Я скорее собственными руками вырву ей сердце, чем отдам в жёны этому подлецу! И эти слова также передайте Увиллу! Слово в слово! И последнее… Передайте ему, что однажды он ответит за то, что совершил. Передайте, он поймёт, о чём я говорю. А теперь вы можете быть свободны, милорд Гардон. Я не хочу больше отнимать ваше время.

Глава 22. Ренегат

Увилл нервно ходил по комнате, то и дело зыркая на стоящего Гардона.

— Он именно так и сказал? «Ответит за то, что совершил»? — в который уже раз переспросил он. — Именно такими словами?

— Именно такими словами, государь, — терпеливо отвечал Гардон также уже в который раз.

— И он собирает Стол?

— В первый день осени в Танне, государь, — подтвердил Гардон.

— Значит, он сказал, что я пойму, о чём речь? — вновь после молчаливого шагания по комнате, резко обернувшись, уточнил Увилл.

— Я передал его послание слово в слово, государь.

— А что же стряслось с Камиллой? — спросил Увилл, сам прекрасно зная ответ на вопрос.

— Я не знаю, о чём они говорили, государь, но миледи лишилась чувств после этого разговора и затем наотрез отказалась встречаться с лордом Давином ещё раз. Она была очень плоха, государь, — с явным участием добавил Гардон. Камиллу в Колионе любили практически все. За исключением, быть может, одного лишь Увилла.

— Где она сейчас?

— Отправилась к себе, государь. Она плохо перенесла обратную дорогу.

— Хорошо, я встречусь с ней позже. Итак, Гардон, мы начинаем?

— Вы о чём, ваше величество? — озадаченно спросил барон.

— Войну с Танном, Гардон! — досадливо бросил Увилл, словно его вывела из себя непонятливость вассала.

— Но… — опешил тот. — А как же созыв Стола?..

— Мы успеем до него, — отмахнулся Увилл.

— Да, но… — растерянно пролепетал Гардон.

И эту его растерянность легко было понять. По существующим обычаям если лорд, чьи владения подверглись оспариванию, созывал заседание Стола, противная сторона должна была воздержаться от агрессии до тех пор, пока не будет вынесено решение всех лордов.

— Что — «но», милорд? — в глазах Увилла плескалось яростное пламя, и теперь словно два огненных луча вонзились в Гардона.

— Стол будет в ярости, государь… — вассал стушевался, но всё же нашёл в себе силы возразить.

— Разве вы ещё не поняли, барон, что мне плевать на Стол? — с величественным презрением отвечал Увилл. — Я пришёл в этот мир, чтобы разрушить старые устои, олицетворением которых является Стол. Если я всегда буду действовать с оглядкой на это сборище, разве осуществлю я когда-либо свою мечту? Мы вступаем в новую эпоху, милорд. В эпоху, где мнение Стола не будет иметь никакого веса!

— Но тогда это ведь будет большая война, государь… Все домены обрушатся на нас. Мы не выстоим!..

— Верите ли вы мне, милорд? — Увилл подошёл к барону и положил руки ему на плечи, пристально вглядываясь прямо в глаза.

— Верю, ваше величество, — словно загипнотизированный этим магнетическим взглядом, проговорил тот.

— Тогда передайте Корли, чтобы готовился выступить завтра.

***

— Почему ты не предупредил меня, что лорд Давин знает обо всём? — едва они оказались в комнате одни, воскликнула Камилла.

Несчастная девушка, едва добравшись до дома, тут же обессиленно рухнула в постель, и так и пребывала здесь до сих пор. Служанка хлопотала возле неё, время от времени меняя холодные компрессы на лбу и груди. Камилла жаловалась на духоту и стеснение в груди, и добрая женщина пыталась таким нехитрым образом «остудить кровь» в области сердца, что, по её убеждению, должно было помочь избавиться от недуга.

Когда Увилл вошёл в комнату сестры, служанка проворно набросила на девушку покрывало, но Камилла всё равно ощущала себя крайне неловко. Всё её существо восставало против того, что