«Любовь на реставрации, в лесах», – размышлял я, проходя по городу, который я любил всей штукатуркой своей кожи, мимо здания, одетого в саркофаг леса. Прогулки как-то успокаивали, уносили меня в другое измерение, которое не было замкнуто только на мне, ночуя там, где были замечательными дни, я мог ощутить, что не было скупости на время в настоящем, уводя себя его цейтнота в прошлом. Я шёл и пил прохладный воздух сухими губами, что, казалось, уже были отмыты от страстей. Однако до конца не могли привыкнуть к безвинной однополой пустоте, которую ни выплеснуть, ни выплюнуть. Есть такие вещи, которые окрыляют, есть – которые обескураживают. Несмотря на мою привязанность к этому городу, я шёл словно по чужому телу, прохаживаясь по проспектам неоспоримых преимуществ, заглядывая в закоулки старых дворов, зная, что там на меня наброситься шавка кусающих меня недостатков или другая грозная с виду псина – ностальгия. Которую стоит только почесать по загривку, как она уже готова будет преследовать тебя и служить, даже если попытаешься прогнать её.

* * *

Резко открыв дверь, Максим вошёл в кабинет. Его пустота явно не ожидала такого внезапного визита, она потеряла равновесие и балансировала до тех пор, пока шеф не открыл ей окно, в которое та вывалилась под звуки струящейся внизу улицы. Вытолкнув пустоту, Максим сел за стол в кресло включил телевизор, что скучал напротив и вызвал секретаршу.

– Что там у нас? – спросил он её, когда она наполнила тонким ароматом духов воздух комнаты, за которым пряталось стройное молодое тело в белой блузке и чёрной юбке.

– Кофе, – ответила она и украсила стол кучкой белого дымящегося фарфора.

– Как вы меня понимаете, Катя. А из духовного? – пригубил чашку Максим, чувствуя горечь, он пытался вникнуть в суть мельтешения электронов на экране.

– Максим Соломонович, пришло несколько материалов, то есть рукописей. Будете смотреть, или отправить сразу редактору?

– Надо же чем-то развлекаться, пришлите мне.

– Хорошо, – оставила Катя вместе с улыбкой и исчезла.

Чуть позже Максим уже открыл документ, скомкав вступительное слово автора, в котором тот пытался объяснить, о чём идёт речь в его пасквиле, словно это была упаковка текста, которым Максим должен был позавтракать. Текст носил оттенки явно общественно-политического характера, но чем дальше входил редактор в него, тем сильнее ощущал, что оттенки не могли прикрыть профнепригодность материала, которая зияла. Хотя кое-что Максим про себя отметил.

– Что работяги, бедствуете? Бедствуйте. Хотели бы жить по-настоящему. Но выдавила как прыщ из дома ответственность, ни санатория, ни курорта, в ад даже путёвки горящие.

– Что, пашете ещё? Пашите! Сколько вокруг целины. Кто создан для общежития: ни тепла, ни вдохновения. А ведь каждый из вас был уверен, что сотворен и создан по образу. Получилась копия, с подобием той большой любви, которая так и осталась мечтой.

– Что, паритесь уже? Парите! Облака ещё не приватизированы, на личном фронте потери и раны глубокой открытие, где близкие паразитируют.

– Что, умираете? Мрите! Созданная, чтобы профукали, жизнь как широкая улица, вы едете в шикарном корыте, улыбаетесь, болтаете по телефону, радуетесь, а кругом фекалии.

Прочитав ещё пару страниц, Максим отправил автору стандартную формулировку отказа: «Уважаемый автор, к сожалению, присланный вами материал не соответствует профилю нашего издательства. С уважением…»

В этот момент зазвонил телефон, это была Катя:

– Максим Соломонович, пришли сигнальные экземпляры.

– Хорошо, давайте.

– Катя, почему мужчинам отказывать легче, чем женщинам? – спросил Максим её с ходу.

– Это вам легко.

– А вам, Катя?

– А мне ещё и приятно, – заулыбалась она. – Неужели ничего интересного? – произнесла Катя словно тост, под стопку, возникшую на столе шефа.

– Нет. Горе-писатели. О любви надо писать! Неужели так трудно понять, надо писать о том, чего не хватает. Любовь продавалась и будет продаваться, – взял он в руки первую из сигнальных книг и начал листать.

– А как же вечная? – добавила чувств в разговор Катя.

– А вечную будут читать. Точнее, её даже читать не надо, её надо чувствовать. Что-то здесь с цветом перемудрили, – отложил я одну из книг в сторону. – Вот вам же хочется сильных чувств? – взял другую «Любовь не переспать» и показал обложку Кате. Она тупо улыбнулась, как улыбаются подчинённые начальникам на неудачные шутки. Переспать явно не входило в её планы, с кем бы то ни было.

– Я уже готова на любые, лишь бы чувства, а не смс-ки.

– Иногда для спасения души достаточно смс-ки, – вспомнил я минуты ожидания ответных писем от Алисы, всё ещё листая заинтересованно книгу. «Какими же раньше люди были терпеливыми. Ждали неделями, месяцами ответов. Скорости изменились, сейчас за это время можно было несколько раз жениться и развестись».

– Спасибо за сигналы, Катя, – выбрался я из своих мыслей и махнул книгой Кате, которая не обернулась, как обычно, подойдя к двери.

«Женщины уходят бесповоротно», – проводил её чёрную юбку взглядом Максим, размышляя об Алисе.

Я не ждал ничего хорошего от новых контактов, в каждом зачатии своя кончина. Обычно то, чем не дорожишь, действительно не имеет цены. Ты не была принцессой, я не был принцем.

Пока она красила себе губы, глядя в зеркальце, представляла, как скоро в жарком поцелуе их съедят другие. Потом отложила помаду и начала импульсивно ворошить свою сумочку, наконец, вытряхнула её. Любви там не оказалось, та куда-то исчезла…

Прыгали мои глаза по строчкам чужих сочинений. Я закрыл книгу и отодвинул от себя стопку. Пить чужую любовь больше не хотелось. «Научился любить, разучился читать. Как это замечательно, не уметь читать», – подумал он про себя.

* * *

– Как ты там?

Алиса смотрела на камни, которые то и дело тасовала набегающая волна, те напоминали ей суетящихся людей: больших и маленьких, угловатых и обтекаемых, круглых и вытянутых, ярких и безликих. Мужчины и женщины. Все мечтали стать драгоценными: если первые в бархатных объятиях своих избранниц, то вторые в золотом обрамлении своих воздыхателей. И только самые мудрые не суетились, спокойно лежали на дне. Они понимали, что истинная свобода состоит в ненужности. Каждый из этих камней мечтал быть драгоценным. Выброшенные на берег, они могли стать асфальтом, по которому будут ездить.

– Мне кажется, тебе там не хватает секса.

– Смотреть на море – уже секс.

– Хватит уже о себе, о погоде давай.

– Погода изо дня в день макает нас в жару. Субтропики не дают отдышаться, тяжёлый страстный воздух словно вязкое тесто, которым трудно дышать, его приходится есть.

– Ты где сейчас?

– На пляже. Пить хочешь?