– Нам надо спешить. Скоро обеденный перерыв в магазине окончится.

– Да-да. Идём, – очнулась наконец Флора и послушно пошла за мной.

Павильон № 2, в который мы вошли, был ярко освещён, но из людей мы никого в нём не увидели. Правда, где-то в противоположном конце павильона слышались чьи-то приглушенные расстоянием голоса, но кто там был, мы не могли видеть, поскольку павильон был набит самыми неожиданными вещами. И напоминал он, как, впрочем, и вся киностудия, какой-то фантасмагорический склад. Пробираясь на звук голосов, мы наткнулись сперва на роскошную кровать эпохи Людовика XIV, неубранную, на которой, похоже, совсем недавно кто-то изображал спящего. Или спящих. А может, чем-то занимающихся. Словом, по всему было видно, что недавно здесь велась съёмка. Затем на нашем пути неожиданно возникла часть бревенчатой стены с окном, а под окном – стол с чайным сервизом и стульями вокруг. И тут же всего лишь в пяти метрах – легковой автомобиль начала века.

Благополучно миновав ещё несколько таких преград, мы увидели наконец людей. Было их там около десятка. Они бегали, суетились, наскакивали друг на друга, размахивали руками и что-то без умолку кричали. Поначалу мы подумали, что стали невольными свидетелями какого-то шумного скандала, а возможно, даже потасовки. Поэтому близко подходить не стали, а решили понаблюдать за ними издали.

Больше всех суетился пожилой коротконогий крепыш с большой головой, на которой во все стороны торчали клоками седые волосы. На его красном мясистом носу восседали массивные роговые очки.

– Не подходит – и всё тут! Я сказал: не подходит! – надрывно закричал он, подбежав к молодому человеку с блестящей от изобилия бриолина головой, в котором мы узнали Рода Мерфи. Руки кричавшего, словно крылья ветряной мельницы, постоянно были в движении, и нашему знакомому, чтобы не получить по носу, пришлось даже запрокинуть назад голову.

– Но почему не подходит? – спрашивал он плачущим голосом. Не знаю, как Флора, а я сразу обратил внимание на то, что здесь он разговаривал совсем другим тоном и далеко не так самоуверенно, как у нас в магазине. Куда только девались его лоск и вальяжность.

– Потому что он слишком красив для этой роли! – с новой силой закричал большеголовый. – Ему первых любовников впору играть, а не негодяев и бандитов!

– Ну, возьмите Рико Банта, – всё больше теряя уверенность, предложил Род Мерфи.

– Да вы в своём уме? – ещё сильнее замахал руками большеголовый. – Как я могу дать такую гадкую роль такому милому, симпатичному человеку? Кто поверит, что он может быть негодяем? Нет, нет! Не подходит!

– Но у нас есть ещё Барри Лакуна… – совсем уж упавшим голосом произнёс Мерфи.

– Вы хоть думаете, что говорите? – возопил большеголовый. – Лакуна – бандит! Да Лакуне с его внешностью святых надо играть, а не бандитов! О Лакуне и речи быть не может.

– Тогда не знаю… – беспомощно развёл руками Мерфи.

Было ясно, что мы пришли не вовремя. И хотя меня это касалось меньше всего, не хотелось вот так, ничего толком не узнав, возвращаться назад. И я, выбрав момент, когда большеголового – я давно уже догадался, что он тут главный, то есть режиссёр, – позвали к телефону, подошёл к Мерфи.

– К вам пришла мадемуазель Флора. Вы просили её зайти сегодня, – сказал я ему.

– Какая ещё мадемуазель Флора? – раздражённо спросил занятый своими невесёлыми мыслями Мерфи. – Никого ничего я не просил!

Всё-таки прав я был, говоря Флоре, что зря она поверила этому хлыщу.

– Вы просили зайти мадемуазель Флору из магазина «Элегант», сдерживая закипавшую во мне злость, сухо сказал я.

Тут из-за моей спины вышла сама Флора, держа в руке записку. Мерфи посмотрел на неё, наморщил лоб, делая вид, что силится что-то вспомнить, и не совсем уверенно (похоже, он действительно не узнал её) проговорил:

– Ах, это вы, мадемуазель… Мне очень жаль, но ничем не могу вас обрадовать. Нет для вас ничего.

Флора, не ожидавшая такого поворота дела, часто заморгала глазами:

– Как же так? В понедельник вы говорили, что вам нужна такая девушка, как я, а сегодня уже не нужна…

– Была нужна. Но мы нашли другую, и теперь вы не нужны…

К Мерфи вернулась его прежняя самоуверенность, и это ещё больше разозлило меня.

– Что же это получается, любезный? – сказал я ему с вызовом. – Вы пригласили одну девушку, а потом пошли искать другую? Так порядочные люди не поступают!

– Не вам судить о моей порядочности! – вспылил, в свою очередь, Мерфи. – Не хватало ещё, чтобы мне каждый… первый встречный… мораль читал.

– Это я первый встречный? – моя злость на этого заносчивого пижона достигла высшей точки кипения, и я схватил его за лацканы пиджака. – Сейчас я научу тебя, как…

– Так вот же он! – закричал, подскочив к нам, вернувшийся крепыш (это и в самом деле был известный морионский кинорежиссёр Корри Сандерс). – Мерфи, почему же вы молчали? Болван вы, Мерфи, после этого! Когда вы научитесь разбираться в людях? Вот же он – бандит! Перед вами! Всмотритесь в него хорошенько! – режиссёр бесцеремонно тыкал мне в лицо пальцем и, пытаясь осмотреть меня со всех сторон, дёргал за рукава и подталкивал. – Вот же вам настоящий негодяй и бандит. А вы мне подсовываете чёрт знает кого!

Я отпустил пиджак Мерфи и подступил к режиссёру. Так меня ещё никто не оскорблял, и неудивительно, что я взорвался.

– Что вы себе позволяете? – заорал я режиссёру в лицо, заставив его отпрянуть от меня на добрый метр. – Я честный человек! Я…

– Нет! – стоял на своём режиссёр. – Вы – негодяй и бандит! Это у вас на лице написано! Вас-то я и искал! Такая рожа – это именно то, что мне надо.

– Папаша, подбирай выражения! – сказал я тихо и веско, прицеливаясь взглядом к его челюсти. – А не то я тебя…

– А что я говорил! – призывая в свидетели Мерфи, обрадованно воскликнул режиссёр. – Самый настоящий бандит!

Я уж отвёл было кулак, как тут между нами втиснулась высокая могучая женщина с колышущимися арбузными грудями.

– Что у тебя за манера разговаривать с людьми! – глядя на режиссёра сверху вниз, зарокотала она прокуренным басом. – Скажи человеку, что ты хочешь предложить ему роль в своём фильме – и всё тут. Зачем столько шума поднимать?

– А я что ему говорю? – нервно пожал плечами враз притихший режиссёр. – Я ему уже битый час толкую, что хочу его снимать, а он не может этого понять… Проба завтра в десять.

Тут женщина – это была жена режиссёра – объяснила мне, что моя внешность подходит для одной небольшой роли в новом фильме её мужа, к съёмкам которого они приступают, что они рассчитывают на моё согласие сняться в этой роли и надеются, что я завтра приду в киностудию на пробную съёмку к десяти часам утра.

Парень я вроде бы не промах, в различных переделках приходилось бывать, многое успел повидать на своём, пусть и не таком уж продолжительном, веку, так что удивить меня чем-либо не так просто. Но тут у меня от неожиданности сам по себе раскрылся рот и отвисла челюсть. Я всего мог ожидать, но только не такого поворота событий. Всё это было как снег на голову среди жаркого лета. И тем не менее я мигом сообразил, что сниматься в кино всё-таки лучше, чем изнывать от скуки в магазине верхней одежды, и сказал, что в общем-то ничего против не имею и попробовать сняться можно.