возражала. И безумно удивилась, когда Алмазов вдруг остановился, прижался горячим лицом к её прохладному животу и простонал:

— Прости, я… тороплюсь… Ты заслуживаешь совсем другого, а я…

— Всё в порядке, Миш, — сказала Оксана быстро, поражаясь тому факту, что ещё способна разговаривать. За эти пару минут, что Михаил раздевал её, целовал грудь и живот, ласкал требовательными пальцами бёдра и промежность, Оксана совсем растеклась по кровати. Причём и в буквальном смысле растеклась — влаги было очень много, Оксана ощущала это каждый раз, когда Михаил касался её лона руками или губами. — Ты же хочешь, и я хочу. Сделай это. Только… у меня опять нет презервативов.

— И у меня их нет, — вздохнул он, приподнимаясь и целуя Оксану и одновременно входя в её тело — резко, одним движением, до судорожного вздоха и сжатых на его плечах пальцев. — Я так торопился к тебе, что даже не подумал. Дебил, да?

Михаил вышел — и так же резко вонзился, достав до самого центра наслаждения, отчего Оксана жалобно захныкала и задрала ноги выше, впуская его глубже и дрожа от остроты и откровенности ощущений.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Да, — съязвила она тем не менее. Пусть жалобно, но съязвила. — И не скажешь, что у тебя такой богатый опыт.

— Не сравнивай, — рыкнул Михаил, положив ладонь ей на грудь и сжав поочерёдно оба соска. — Это всё не то. Секс без чувств — как музыка, написанная компьютером. Техничная, но без души.

— Миш, — Оксана всхлипнула, когда он наконец увеличил темп, забрасывая её ноги себе на плечи, — слишком много… говоришь…

Алмазов ласково улыбнулся, а потом, повернув голову, начал с такой трепетностью целовать пальцы на её ногах, что Оксана, охнув, сразу задрожала от нахлынувшего оргазма. Это показалось ей намного интимнее, чем все прочие ласки, которые Оксана пробовала в жизни…

Больше Михаил ничего не говорил, только двигался, целовал и трогал её, откровенно и настойчиво, переворачивал — и вновь заходил с протяжным хриплым стоном, сжимая ягодицы и иногда похлопывая по ним, но не больно, а с очень большой нежностью, поглаживая при этом, словно просил прощения за силу и резкость движений. И разрядился туда же, но только после того, как Оксана абсолютно потеряла счёт собственным вспышкам удовольствия…

Глава 76

Михаил

Он не знал, сколько они лежали молча, обнявшись, почти в полной темноте, целуясь и лениво лаская друг друга, но, когда рядом с Михаилом на подушку запрыгнула кошка, Оксана замерла от неожиданности, вытаращив глаза.

А Ёлка между тем, деловито обнюхав волосы Алмазова, покачиваясь и трясясь, как сломанная игрушка, потопала к ним в ноги. Михаил не удивился бы, если бы она на него ещё и легла, но нет — Ёлка упала рядом с Оксаной и положила свою маленькую голову ей на коленку.

— Я же говорила, она к тебе привыкнет, — произнесла Оксана сдавленным голосом, и Михаил, посмотрев на неё, понял, что она хохочет, только беззвучно. И сам расхохотался, но в полный голос, свободно и легко, а потом неожиданно даже для себя начал рассказывать.

Оксана слушала внимательно и молча. Михаил рассказывал, не таясь и не оправдывая никого — ни себя, ни Таню. Про то, что знал её с детства, очень любил, женился, всё прощал, не хотел ничего замечать, закрыл глаза на первую измену, а после, выяснив правду про Машу, просто не решился поломать устоявшуюся жизнь. Да, он мог бы сказать, что сделал это только ради детей, но… Михаил теперь понимал, что подобное утверждение было неправдой.

На самом деле он попросту струсил. Побоялся затевать развод, раздел имущества, не представляя, что при этом делать с детьми. И сам не заметил, как год за годом всё глубже тонул в болоте. Грязном и вонючем болоте, которое становилось ещё грязнее и зловоннее из-за его собственных недолгих отношений без обязательств.

— Если бы не ты, думаю, я бы так и не решился уйти, — шептал Михаил, поглаживая Оксану по волосам. Ему безумно нравилось ощущение её мягких кудряшек в своих ладонях. Удивительно, но ещё несколько недель назад он фантазировал о том, каково будет трогать их, а теперь и на самом деле знал это. — Так и жил бы, чувствуя себя в собственном доме просто-напросто гостем, причём не слишком желанным. Но встреча с тобой всё изменила.

— Мы встретились больше двух лет назад… — возразила Оксана и улыбнулась, когда Алмазов легко щёлкнул её по носу.

— Формально — да. Но по-настоящему мы с тобой встретились в то утро после корпоратива. Тогда мы впервые разговаривали не как начальник и секретарь, а просто как два человека. Одиноких человека, Птичка. И я… влюбился. — Оксана замерла, покрывшись колючими мурашками, и Михаил погладил её по спине, словно пытаясь прогнать их. — Хотя — нет, на самом деле я втюрился в тебя ещё на собеседовании.

— Миш, ну зачем ты врёшь… — простонала она, тем не менее смеясь.

— Я не вру. Я сразу на тебя запал, но уговаривал себя, что это не так и ты мне вообще не нравишься. Иначе просто не смог бы работать.

Оксана долго смеялась над этими его откровениями, а потом, будто расслабившись от всего сказанного, объяснила нормально и про свои вчерашние переживания. И рассказала про звонок бывшей подруги, закончив удивительным вопросом:

— А как ты думаешь: может, вот такое всепрощение — и есть любовь? Как вот у Лены. Вроде говорят же: если любишь, прощаешь. А я вот не смогла, ты не смог, мама моя… Может, мы и не любили вовсе?

Михаил хмыкнул и покачал головой.

— Я не претендую на истину в последней инстанции, Птичка. Но мне кажется, всё как раз наоборот. Если любишь по-настоящему, то и предательства не простишь. Глубинного, сознательного предательства, как у тебя, у меня или у мамы твоей. Понимаешь, о чём я говорю? И твой муж, и отец, и Таня — все они понимали, на что идут и что творят. Можно простить, если нет у человека понимания, а всё по пьяной лавочке один раз случилось, и сам он в ужасе волосы на голове рвёт. Но вот эта циничность… Да, я знаю, что тому, кто меня любит, будет плохо — но всё равно делаю, потому что хочу… Такое простить невозможно. Прощают, если не любят.

Оксана немного помолчала, а затем спросила, подняв руку и коснувшись пальцами его щеки — словно утешала:

— А Таня тебя любила? Хоть немного? Она всё-таки пожалела, попыталась исправиться…

— Любила, — хмыкнул Алмазов и добавил, чтобы Оксана раз и