– Проходите же, синьорина, не стойте на пороге! – она уважительно посторонилась, пропуская меня вглубь холодного больничного холла. – Точно такой же крест хранится в потайном сейфе у моего дедушки! Я сразу его узнала – это священная реликвия, доступная только высшим церковным иерархам!

Теперь настала моя очередь удивляться откровенному признанию девушки:

– Существует второй такой же крест? Уж чего не подозревала, так не подозревала! Вот тебе и эксклюзив называется. И он хранится у вашего деда? Да кто он такой, благослови его святая Магдалина?

Малышка проказливо хихикнула:

– Его зовут брат Лоренцо. Пойдемте, я провожу вас во владения монахов-госпитальеров!

Сопровождаемая девушкой, косившейся на меня смущенно и восторженно, я пересекла больничную приемную, перегороженную невысокой стойкой регистратуры, плотно заставленной узкими стеллажами с бумагами. В холле наблюдались следы спонтанно возникшего смятения – валялись перевернутые диванчики и осколки двух разбитых напольных вазонов с жалкими остатками увядшего фикуса и чахлой герани.

– Вы здесь совсем одна? – жалостливо спросила я, присматриваясь к хрупкой фигурке.

Девушка доверчиво кивнула:

– Когда началось это неожиданное похолодание, врачи и медсестры спешно отправили по домам всех пациентов и разбежались сами, торопясь вернуться к семьям. Их не за что осуждать, каждый на их месте поступил бы точно так же. А совсем уж тяжелых больных у нас на этот момент не осталось. Был один безнадежный с раком крови, но он скончался сутки назад…

– А ты? – спросила я, сама не заметив, как случайно перешла на дружескую фамильярность. – Почему ты не ушла домой?

– А мне некуда идти, – скромно улыбнулась девушка. – Мой дом здесь. Монахи никогда не покидают архива, а для меня выделили маленькую комнату в заднем крыле и дали работу сиделки. Я сирота, усыновленная пожилым братом Лоренцо. Поэтому я называю его дедушкой.

Я сочувственно погладила светлые волосы малютки, замечая, что она совсем еще дитя. Вряд ли ей исполнилось больше четырнадцати лет.

Девушка мягко взяла меня за руку, приглашая последовать за ней:

– Идем, нам нужно спуститься в подвал. Ты не боишься?

Я улыбнулась и отрицательно мотнула головой:

– Нет. А ты?

– Боюсь! – честно призналась девушка. – Кстати, меня зовут Фиона. А тебя?

– Селестина!

– В подвале темно и страшно! – скороговоркой продолжила Фиона, прижимаясь ко мне своим худеньким телом, будто к старшей сестре. – Пару часов назад я подошла к лестнице и позвала деда, но он крикнул, что все происходит так, как и должно, и опасности нет.

Я нахмурилась:

– Значит, брат Лоренцо считает, что события развиваются по закономерному сценарию? Хотелось бы мне понять, на чем основана его непоколебимая уверенность.

– Скоро узнаешь, – шепотом пообещала девушка и замолчала, пальцем указывая в сторону темного провала лестничной шахты.

Я перегнулась через узкие ржавые перила, заглядывая вниз и пытаясь проникнуть взором сквозь царящую на лестнице темноту, скрывающую вход в подвал. В этом подземелье, судя по всему, и располагался нужный мне архив, служивший обиталищем престарелых монахов. Бог знает, какие древние тайны нашли прибежище в этом жутковатом месте.

– Эй, есть там кто? – крикнула я, складывая ладони рупором.

Ответом мне стала могильная тишина. Фиона испуганно ойкнула.

– Не ходи со мной, жди здесь! – приказала я непреклонным тоном, вытаскивая из ножен Кото и мелкими шажками спускаясь по осклизлым крутым ступеням, уходящим куда-то ниже уровня первого этажа. Внезапно я вздрогнула и остановилась, носом почуяв опасность. Нет, не зря, оказывается, нас учили различать малейшие нюансы и оттенки любого, даже самого трудноощутимого запаха. Из подвала сладковато тянуло свежей человеческой кровью, гнилью быстрого разложения и еще какими-то изысканными женскими духами, имеющими совершенно неописуемое амбре. Такой аромат может источать опущенная в яд роза, благоухая обманчиво райскими фимиамами, смешанными со смрадом разверстой могилы. Меня чуть не затошнило от отвращения. Странный запах притягивал и отталкивал одновременно. О, это был дух греховного, порочно-возвышенного наслаждения. Именно так в моем понимании и должна была пахнуть она – моя проклятая сестра, повелительница стригоев!

Одним гигантским прыжком я преодолела оставшийся участок лестницы и приземлилась на ровную площадку с настежь распахнутой дверью. За обитой железом створкой начиналась обширная подвальная комната, плотно заставлавленная шкафами с разнообразными свитками, манускриптами и рукописями. Пол архива устилал толстый слой мелко изорванных бумаг. А поверх обрывков нелепо распростерлись два растерзанных тела, облаченных в коричневые шерстяные рясы. Я склонилась над одним из трупов, подмечая и гладко выбритую монашескую тонзуру, окруженную жидким венчиком седых волос, и рваные раны, и две аккуратные дырочки на шее, как раз над артерией. Следы укуса стригоя. Внезапно самым краем глаза я различила темную тень, метнувшуюся за моим правым плечом. Я крепко сжала рукоять Кото, обеими руками занося его для удара, и резко обернулась, прокрутившись на пятках. Но тень и не подумала отступить, неожиданно превратившись в величественного пожилого мужчину, одетого в безукоризненно элегантный смокинг. Я онемела от изумления.

От неожиданности моя ладонь разжалась, и клинок бесшумно упал на заваленный бумагами пол. Прежде чем я успела прийти в себя и нагнуться, нарядный незнакомец одним незаметным для глаза движением преодолел разделяющее нас расстояние, поднял Кото и с любопытством повертел его в руках.

– Замечательный клинок! – он протянул мне мой кэн безупречно корректно, рукоятью вперед. – В нем чувствуется древняя и сильная энергетика, ничуть не ослабевшая за века. Светлая, кстати. Будь моя аура чуть слабее, я бы мог получить весьма чувствительный ожог… – почти бесцветные глаза незнакомца смотрели на меня по-отечески заботливо. – Я напугал тебя, девочка?

– Ну вот еще! – самоуверенно фыркнула я, вкладывая Кото в ножны и поправляя кожаный оби. Руки мои немного дрожали от волнения, но я постаралась не выказывать слабость и, наверное, даже казалась смешной, важно надувая щеки и напуская на себя вид непобедимого самурая. – Я старости не боюсь, я ее уважаю…

Мужчина иронично прищурился:

– И такую тоже? – внезапно его тонкогубый рот широко раскрылся, превращаясь в бездонную черную пасть, из которой выпирали два острых клыка.

– Матерь Божья! – с придыханием выкрикнула я, отшатываясь и осеняя себя крестным знамением. – Так вы стригой?

Незнакомец удовлетворенно оперся на отделанную инкрустацией трость, странным образом появившуюся в его морщинистых руках. Я едва удержалась от желания протереть глаза. Даю голову на отсечение, еще мгновение назад его ладони оставались абсолютно пустыми. Откуда же взялась эта шикарная палка? Не из воздуха же он ее достал?