По возвращении Андижос сразу помчался в Тулузу, чтобы представлять графа на празднествах «Цветочных игр».

В Беарне его не ждали.

Д'Андижос выглядел чрезвычайно взволнованным. Бросив лакею поводья своей лошади, он взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и ворвался в спальню Анжелики. Она лежала в постели, а Жоффрей де Пейрак, сидя на подоконнике, напевал, перебирая струны гитары. Этим вечером было свежо, и потому в камине развели огонь. Кормилица, устроившись у колыбели ребенка на «карро»[130], разворачивала пеленки, которыми она собиралась спеленать новорожденного так туго, что он станет похож на крошечную фигурку младенца Иисуса или боб, который вкладывают в королевский пирог в день Богоявления[131].

* * *

Андижос не обратил никакого внимания на эту семейную идиллию.

— Король приезжает! — крикнул он, задыхаясь.

— Куда?

— К вам, в отель Веселой Науки, в Тулузу!..

Затем он упал в кресло и вытер с лица пот.

— Постойте, — сказал Жоффрей де Пейрак, поиграв еще немного на гитаре, чтобы гость успел отдышаться, — не будем впадать в панику. Насколько мне известно, король, его мать и двор отправились в путь, чтобы присоединиться к кардиналу в Сен-Жан-де-Люзе, но зачем им ехать через Тулузу?

— О, это целая история! Дело в том, что дон Луис де Аро и монсеньор Мазарини увлеклись этикетом настолько, что до сих пор так и не приступили к обсуждению свадьбы. Кроме того, говорят, что отношения ухудшились. Обе стороны не хотят уступать друг другу в вопросах, касающихся принца Конде. Испания хочет, чтобы его приняли с распростертыми объятиями и забыли не только предательство во времена Фронды, но и то, что этот французский принц крови несколько лет был испанским главнокомандующим. Это слишком горькая пилюля, чтобы ее проглотить, ведь великий герой чересчур много себе позволил. Когда он занял Париж, то велел перебить советников парламента в ратуше, а само здание — сжечь.

— Зачем Филиппу IV нужно, чтобы этот великий воин, который почти восемь лет возглавлял его армии, получил полное прощение? Почему судьба французского принца так важна для испанского короля, что от нее зависит судьба переговоров?

— Король не желает отдавать свою дочь противникам, которые хотят лишить его чести, принуждая забыть и пренебречь судьбой верных ему людей. Ведь тогда они заплатят за свою службу слишком высокую цену. Французы же полагают, что отношения с Конде — дело семейное, и поэтому они не обязаны принимать уроки великодушия от короля Испании. В подобной ситуации прибытие двора к месту переговоров будет выглядеть нелепо. И Мазарини посоветовал им путешествовать. Они и путешествуют. Двор отправляется в Экс, где присутствие короля, несомненно, заставит погаснуть недавно вспыхнувший там мятеж. И все это высшее общество, выехав из Бордо, хочет проследовать через Тулузу. А вас там нет! И архиепископа тоже! Капитулы сходят с ума!..

— Но им не раз приходилось принимать важных особ, а шесть или семь лет назад — и самого короля.

— Но вы должны быть там, — взмолился Андижос. — Я приехал за вами. Говорят, когда король узнал, что проедет через Тулузу, он сказал: «Наконец-то я познакомлюсь с этим Великим Лангедокским Хромым, о котором мне все уши прожужжали!»

— О! Я хочу в Тулузу! — воскликнула Анжелика, подскочив на постели.

Но тут же откинулась назад, скривившись от боли. Она очень долго пролежала в постели и была слишком слаба для столь длинного путешествия по плохим горным дорогам, чтобы потом еще и выдержать утомительную роль хозяйки, принимая короля. Слезы разочарования выступили у нее на глазах.

— Король в Тулузе! Король в отеле Веселой Науки, а я этого не увижу!..

— Не плачьте, моя дорогая, — сказал Жоффрей. — Я обещаю проявить такую предупредительность и любезность, что им придется пригласить нас на свадьбу. Вы увидите короля в Сен-Жан-де-Люзе, и не покрытым пылью путешественником, а победителем, в ореоле славы.

Граф вышел, чтобы отдать распоряжения об отъезде, который назначил на завтрашнее утро, а славный Андижос попытался успокоить Анжелику.

— Ваш муж прав, красавица моя. Двор! Король! Ба! Ну и что! Один обед в отеле Веселой Науки стоит пышного праздника в Лувре. Поверьте мне, я был в Лувре и так замерз в приемной Королевского совета, что у меня зуб на зуб не попадал. Можно подумать, что у короля Франции нет лесов, чтобы нарубить дров. А у придворных такие дырявые штаны, что фрейлины королевы, которые отнюдь не стыдливы, опускали глаза.

— Многие говорят, что кардинал-наставник не хотел приучать своего августейшего воспитанника к роскоши, потому что она была бы не по средствам государству.

— Я не знаю, что хотел кардинал, однако сам он ни в чем себе не отказывал, покупая алмазы и бриллианты, картины, целые библиотеки, гобелены, гравюры. Но я полагаю, что королю, хотя он и выглядит робким, не терпится избавиться от этой опеки. Ему надоели похлебка из бобов и материнские наставления. Он больше не желает олицетворять собой беды разоренной Франции, и это понятно, когда ты красивый мальчик и к тому же король. Скоро наступит час, когда он тряхнет своей львиной гривой.

— Каков он? Опишите мне его, — нетерпеливо потребовала Анжелика.

— Недурен! Недурен! Он статный, величественный. Но рассказывают, что из-за нескончаемых переездов из одного города в другой во времена Фронды он еще более невежествен, чем слуга, и, не будь он королем, я бы сказал вам, что считаю его слегка неискренним. А еще он переболел оспой и все его лицо рябое.

— О, вы пытаетесь меня разочаровать, — воскликнула Анжелика, — и говорите так же, как все эти чертовы гасконцы, беарнцы или альбигойцы, которые постоянно задаются вопросом, почему Аквитания не осталась независимым государством, а была присоединена к французскому королевству. Для вас есть только Тулуза и ваше солнце. А я умираю от желания побывать в Париже и увидеть короля Франции.

— Вы его увидите на свадьбе. Быть может, на этой церемонии наш монарх предстанет в своем настоящем величии. Но если вы соберетесь в Париж, непременно сделайте остановку в Во, чтобы поприветствовать господина Фуке. Вот кто сейчас истинный король. Какая роскошь, друзья мои! Какое великолепие!

— Так, значит, и ты отправился обхаживать этого невежественного мошенника-финансиста? — спросил граф де Пейрак, входя в комнату.

— Это было необходимо, мой дорогой. Не только для того, чтобы меня принимали в Париже, ибо даже принцы преклоняются перед ним, но и потому что, должен признаться, меня снедало любопытство. Я хотел увидеть суперинтенданта королевства в его собственном доме, ведь он, без сомнения, сегодня первый человек в государстве после Мазарини.