Некоторое время мы стояли молча, подставив лица резкому, холодному ночному ветру, и его порывы постепенно уносили печаль прочь.

— Наверно, — сказала наконец Симея, — этот сон сильнее, тяжелее подействовал на меня, чем на вас.

— Почему же?

— Потому что я потомок колдунов, — не скрывая го речи, ответила она. — Я способна ощущать мысли этого существа. Я знаю, какую цену платят колдуны за свою мощь и на что люди готовы пойти ради того, чтобы заполучить ее.

— Вы имеете в виду, — уточнил я, с величайшей тщательностью выбирая слова, — те методы, которые ваш отец, ландграф Амбойна, использовал, готовя заговор против Тенедоса?

Она брезгливо сморщилась.

— Вы, наверно, думаете, что заговор — это худший из грехов, на который могут пойти колдуны, стремящиеся к всемогуществу? Дамастес, вы очень наивный человек.

Она повернулась, торопливо прошла, почти побежала, к ведущему вниз проходу и исчезла.

Задержись она хоть ненадолго, я мог бы ответить, что не так уж наивен, что знаю о существовании гораздо более тяжких, по крайней мере на мой взгляд, грехов. Тенедос был готов предать любые идеалы, которые когда-либо имел, предать свою страну и своих людей, чтобы удовлетворить жажду демона, питающегося кровью. Он думал, что заставляет этого демона служить себе, хотя в действительности сам служил демону.

Но мне казалось, что Симея имела в виду не это. Я мельком подумал, можно ли было рассчитывать, что она когда-нибудь договорит то, о чем только что обмолвилась, но тут же спросил себя: а захочу ли я на самом деле это узнать?

Мы осторожно, но тщательно разведывали расположение майсирского войска. Сначала Симея использовала свои магические методы, затем я стал посылать разведчиков, строго-настрого приказав им любой ценой избегать контакта с противником, и постепенно моя карта стала заполняться деталями.

Как и уверяла Амбойна, в округе оказалось немало Товиети: фермеры, лавочники, караванщики и погонщики. Симея вызвала их, отказываясь сообщить мне, как она это делала. Ежедневно по нескольку мужчин и женщин пробирались по раскисшей дороге к башне, и она, как правило вместе с Кутулу, разговаривала с ними, постепенно выстраивая полную картину того, что происходило внутри и вокруг Ренана.

И наконец пришло время нанести удар.

Первый удар, по моим планам, должен был оказаться самым сильным и эффективным. Майсирцы не имели ни малейшего представления о том, что где-то сравнительно недалеко от их лагеря находились враги. Их патрули состояли из мародеров, а не разведчиков; обозы, которые тащились из Ренана, сопровождались горсткой солдат, а охрана лагеря вела себя беспечно, как в мирное время.

Мы должны были ударить магией и огнем. Симея приказала набрать кучу прутьев, вымочила их в каком-то растворе и пропела над ними заклинания. Затем она разложила во дворе замка несколько небольших костров, и наши солдаты встали вокруг них, держа прутья в руках; офицеры держали песочные часы. Симея громко пела заклинания, а офицеры через заданные интервалы — от трех минут до часа — выкрикивали команды, и солдаты молниеносными движениями проносили прутья через огонь.

Затем она наполовину сотворила еще два заклинания, и мы выехали из замка в направлении майсирского лагеря. С полдороги мы свернули, прижавшись к реке, сделали вдоль нее изрядный крюк к югу и наконец вышли к почти неохраняемой стороне лагеря, обращенной в сторону Ренана.

Симея почувствовала впереди колдовскую защиту, так что мы отвели отряд к находившейся неподалеку роще и укрылись в ней, ожидая наступления темноты. Вдали виднелись огни Ренана, и я вспоминал, каким некогда был этот древний, но, казалось, неподвластный времени, прекрасный, исполненный магии и романтики город.

Но после провала майсирской кампании наша армия отступала через Ренан, а враг, следовавший за нами по пятам, дотла разорил весь Юрей. Сидя в роще, я несколько раз задумывался: могло ли хоть что-нибудь от блеска Ренана уцелеть после второго нашествия яростных захватчиков?

В начале последней стражи мы собрались, оседлали лошадей, отвели их к пруду у разоренной фермы, напоили их, накормили зерном, которое везли с собой в седельных сумках, а сами в это время уныло жевали кислый хлеб и вяленое мясо, дрожа от холодного тумана и измороси. Все мы были одеты в нашу псевдомайсирскую форму, но каждый повязал на шею кусок красной материи, чтобы мы не порубили друг друга в предстоящей суматохе.

Затем мы медленным шагом двинулись по тропинке, извивавшейся среди холмов, пока не добрались до узкого прохода между двумя крутыми склонами. Здесь я оставил небольшой отряд пехотинцев, с удовольствием заметив, что все они не столько испытывают облегчение от того, что не подвергнутся опасности, сколько негодуют из-за невозможности принять участие в налете.

Еще днем раньше я отметил приметную скалу, и как только мы, миновав ее, выехали в долину, я приказал моему трубачу дать отряду сигнал развернуться в цепь. Звук трубы разбудил майсирцев, но они даже не успели ничего понять: всего через несколько минут мы налетели на их передовые посты и перебили стражу; лишь немногим удалось спастись бегством.

Симея, качаясь в седле, договорила первое из своих подготовленных заклинаний, и небо позади нас окрасилось в красный цвет, но это был не цвет зари, а алый отблеск, словно от гигантских пожаров. Сквозь полотнища тумана мимо нас в сторону врагов промчались огромные призрачные фигуры всадников, чудовищ, великанов, а труба пропела сигнал перейти на рысь.

Мы преодолели передовую линию обороны — это были только мелкие траншеи, годные лишь на то, чтобы собирать воду, — и оказались в расположении врагов.

Раздался пронзительный звук; он сильно ударил по ушам, и я до боли стиснул зубы. Симее удалось освоить кое-что из лучших заклинаний Тенедоса. А потом перед нами оказались палатки, и мы принялись рубить растяжки и парусину. Каждый, кому удавалось выскочить оттуда, успевал лишь раскрыть рот от неожиданности, и мои воины тут же отправляли его обратно на Колесо.

Назначенные заранее люди разбрасывали заколдованные прутья, и за нашими спинами тут же начали разгораться костры. Они были огромными и яростными, такими, каких никто не мог ожидать от жалких щепок. Огонь лишь касался парусины палаток — и они тут же вспыхивали, несмотря на то что материя была насквозь пропитана водой. Впрочем, волшебные факелы мы расходовали экономно: они должны были понадобиться позднее, когда потребуется усилить возникший хаос.

Мерзкий звук стал более низким, превратившись в крики множества перепуганных мужчин и женщин. Они становились все громче, и вскоре в ответ им, словно эхо, зазвучали настоящие человеческие вопли. Майсирцы бросились врассыпную.

Из темноты выскочил человек, одетый в пеструю униформу; это был офицер, правда, вооруженный пикой пехотинца. Я перерубил его оружие, а следующим взмахом меча сразил его самого и, не останавливаясь, проскакал мимо. Затем мне попался верховой, бестолково размахивающий мечом. Я напал на него сзади; его лошадь в испуге взметнулась на дыбы и забила в воздухе копытами, почувствовав, как ей на шею хлынула кровь седока.