Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господи, прости меня за мою слабость… – успел прошептать Глеб, и силы покинули его.
6
Глеб открыл глаза. На небе сияло солнце. Он огляделся и увидел прямо перед собой каменную арку, отделяющую Гиблое место от остального мира.
Спасен! Смерч пронес его над всем Гиблым лесом и вышвырнул за межу. Вышвырнул, как незваного гостя. Или как ничтожного труса, который не оправдал надежд. Надежд?.. Но чьих надежд?
Глеб сцепил зубы и с трудом поднялся на ноги.
– Чушь это все… – проворчал он, хмуря брови. – И я не трус.
Одежда его была сухой, и чувствовал он себя вполне сносно. Усталость еще давала о себе знать, но голова не болела и ноги не ныли.
Глеб напряг память. Он вспомнил остров, черный саркофаг, редактора Турука, старика Осьмия, который продал душу дьяволу ради того, чтобы вкусить от древа познания, и который, даже превратившись в упыря, не смирил свою гордыню.
Конечно, никакого Турука там не было. Но тогда с кем он разговаривал? Может быть, это был ангел Божий, принявший облик редактора Турука? А может быть – если следовать канонам научной фантастики, – не слишком качественная голограмма, созданная инопланетянами по образу, который они выудили у него из памяти?
Домыслы, догадки… Правду узнать все равно не удастся.
Глеб вздохнул, поправил на плече ружье, повернулся и зашагал к ручью, намереваясь вынуть по пути из бурелома несколько жердин, связать их гибкими ивовыми прутьями, как это делал охотник Громол, и сплавиться вниз по течению – до самого Хлынь-града.
Так он и сделал.
* * *
В княжий двор Глеб пришел, как был, – в грязной рубахе, дырявых замшевых штанах, исцарапанный, темный от ушибов и кровоподтеков.
Шагая по деревянной мостовой, он то и дело быстро озирался по сторонам, словно опасался, что из-за дома, дерева или стены выскочит оборотень или волколак. Левая щека его при этом нервно вздрагивала, а в глазах появлялась неизбывная тоска.
Охоронцы при его появлении поспешно скрестили бердыши.
– Кто таков? – грубо спросил один. – И пошто в таком виде к пресветлому князю, бродяга?
Глеб молча уставился на охоронца. Тот не выдержал, отвел глаза.
– Позови кого-нибудь из слуг, – хрипло потребовал Глеб.
Уверенный тон и прямой взгляд Глеба подействовали. Один из охоронцев повернул голову и гаркнул:
– Липок!
По каменному полу застучали каблуки, и вслед за этим во двор терема вышел маленький худой человечек с пронырливым лицом и в дорогом кафтане.
– Чего звал?
– Тут тебя спрашивают! – Охоронец кивнул на Глеба.
Липок уставился на Орлова удивленными глазами.
– Ты кто таков? – спросил он тонким голосом.
Глеб гордо приосанился.
– Скажи князю Аскольду, что чужеземец, которого он называет колдуном, вернулся из Гиблого места и принес княжне пробуди-траву.
– Пробуди-траву?
– Ты что, лакей, оглох? – грозно повысил голос Глеб. – А ну – быстро дуй к князю, если не хочешь, чтобы княжий кат отрезал тебе уши!
Лакей побледнел, повернулся и бросился обратно в терем. Охоронцы посмотрели на Глеба с удивлением и уважением.
Вернулся Липок очень скоро. Улыбнулся Глебу радушной улыбкой и сказал:
– Здрав и славен будь, чужеземец! Князь приглашает тебя в палаты! Следуй за мной!
Он подождал, пока Глеб поднимется на крыльцо, повернулся и затопотал каблуками по каменному полу. Глеб подмигнул одному из охоронцев, усмехнулся и зашагал за лакеем.
Княжьи палаты выглядели довольно скромно. Как-то раз Глеб был в гостях у одного русского олигарха – так туалет в доме олигарха выглядел роскошнее, чем весь княжий терем. Тем не менее здесь было просторно, а стены были довольно искусно разрисованы сценами из каких-то славянских сказок.
У входа в комнату стоял с мечом на поясе и с бердышом в мускулистой руке огромный охоронец.
– Садись здесь! – пригласил холоп и подставил Глебу накрытую ковром скамеечку.
Едва Глеб уселся, как из-за стены послышался встревоженный голос князя Аскольда.
– Где он? Где чужеземец?
Беленые дубовые двери распахнулись, и в комнату вбежал князь Аскольд. За ним грузной, но бесшумной тенью скользнул советник Егра. Князь был высок и статен, однако кожа на его лице была болезненно бледна. В отличие от советника Егры на пальцах у князя не было никаких перстней и колец. Зато на шее у него висела массивная цепь из переплетенных золотых, платиновых и стальных нитей, а на цепи – оправленный в золото черный камень. По-видимому, символ верховной власти навроде скипетра или державы.
– Принес? – воскликнул князь, едва взглянув на Глеба.
Глеб поднялся со скамейки, достал из-за пазухи пучок лиловой травы и протянул князю.
– Вот, князь, держи!
Князь схватил траву, повернулся и засеменил прочь. Уже в дверях он обернулся и приказал лакею:
– Липок, распорядись, чтобы чужеземца накормили и напоили!
Советник Егра постоял чуток посреди комнаты, с интересом разглядывая Глеба, потом повернулся и вышел вслед за князем.
Сидя на мягкой скамейке, Глеб задремал. Сказывалась усталость. Он уже начал видеть сны, когда бойкий тонкий голос у него над ухом забормотал:
– Угощайся, светлый гость! Куриные охвостки на меду! Блины с икрой и мясной начинкой! А это варенье из антоновских яблок! Сенная девка Малуша сварила! Вкуснее в мире не найдешь!
Глеб открыл глаза и оглядел накрытый стол. Потом молча потянулся за кувшином.
– Позволь, я тебе налью! – подорвался было Липок, но Глеб жестом успокоил его.
Наполнив кубок брагой, Глеб поднес его к губам и выпил все до дна. В голове у Орлова слегка помутилось.
– Зря ты на голодный-то живот, – с упреком сказал Липок. – Заешь блинами.
Глеб заел. Еда показалась ему безвкусной. Тогда он налил себе еще браги. Брага пьянила, но не приносила облегчения. Осушив второй кубок, Глеб положил руки на стол, а голову на руки, и закрыл глаза.
Когда он в очередной раз поднял голову, по другую сторону дубового резного стола сидел Егра.
– Пируешь? – спросил он негромким, сипловатым голосом.
– Пирую, – ответил Глеб и снова взялся за кувшин. – Выпьешь со мной?
Советник качнул лысой, как колено, головой:
– Нет.
– Как хочешь, – небрежно проговорил Глеб. – А я выпью.
Он наполнил свой кубок и стал медленно потягивать брагу, представляя себе, что это коктейль.
– Не думал я, что ты вернешься, – сказал советник Егра. – Считал, сгинешь в Гиблом месте. А ты – вон он. И что мне теперь с тобой делать?