Это оказался один из воинов Риса. Он пришел сказать, что все собрались и ждут. Солнце уже час как встало.

Удивленный Рис соскочил с постели и распахнул тяжелые ставни. Было совсем светло, и хотя небо затянуло тучами, редкие лучи солнца нет-нет да и пробивались наружу.

— Солнца нет, но ведь нельзя забывать, что уже январь, — сказал он, прижав к себе Джессамин, которая тихонько подошла сзади и сейчас стояла босыми ногами на тростниковой циновке. — Не печалься, любимая. Я вернусь, как только смогу. И уж тогда ты всегда будешь со мной, понравится это Уолтеру или нет.

— А с чего бы ему возражать? Хотя, насколько я помню, он долго носился с мыслью выдать меня за сэра Ральфа, но сейчас, слава Богу, об этом не может быть и речи.

Нехорошее предчувствие заставило сердце Риса тоскливо сжаться. А что, если сэр Ральф хотел захватить не только замок? Ведь Джессамин так прекрасна; любой мужчина потеряет голову. Рис сам не заметил, как вдруг стиснул ее с такой силой, что у Джессамин вырвался сдавленный стон, а он, забыв обо всем, хрипло прошептал:

— Не бойся ничего. И сэра Ральфа тоже. Если только этот мерзавец посмеет прикоснуться к тебе, клянусь, я убью его на месте!

В его голосе прозвучала такая мрачная угроза, что Джессамин стало не по себе.

Но вот Рис уже полностью одет и готов к путешествию. Больше нельзя откладывать неизбежное.

— Господь да хранит тебя, — прошептала Джессамин, голос ее дрогнул и сорвался.

— И тебя!

С потемневшим лицом Рис смотрел на нее. Всего несколько минут… а там Бог знает, сколько времени пройдет, прежде чем они свидятся. Он так и не решился сказать Джессамин, что Глендовер скорее всего будет сражаться до самой осени. Ему не хотелось ее расстраивать. К тому же Рис знал, что Джессамин и так волнуется за его жизнь, так для чего печалить ее еще больше?! Только вот неприятно было обманывать ее. И сейчас, когда она подняла к нему лицо, такое нежное, такое доверчивое, Рис почувствовал угрызения совести.

Рука об руку они вышли из ее крохотной спальни, оставив позади волшебные воспоминания, спустились по винтовой лесенке и вышли во двор. Воины Риса уже сидели в седлах, нетерпеливые кони били копытами, то и дело фыркая, и крохотные облачка пара вырывались из их ноздрей. Небо угрюмо хмурилось, тучи, будто полные непролитых слез, низко нависли над замком, почти цепляясь за его зубчатые башни. День выдался серый, даже солнце скрылось, и от этого все вокруг стало еще мрачнее. Рис потоптался возле коня, уже оседланного и нетерпеливо дергавшего повод, потом обернулся к Джессамин и коротко бросил:

— Не доверяй никому, любимая! Я уверен, сэр Ральф задумал недоброе. Так что обещай быть осторожной!

— Хорошо. Клянусь, если наш милый родственник вернется, пусть не рассчитывает, что его примут с распростертыми объятиями! — весело рассмеялась она, хотя сердце ее разрывалось на части.

Джессамин поклялась, что не проронит ни слезинки. Позже, когда Рис уедет, у нее еще будет время наплакаться. Лишь только он вскочил в седло, как неизвестно откуда выглянуло солнце, в его лучах ослепительно сверкнули серебряные колесики шпор. Словно расхрабрившись, солнце выбралось из-за облаков и сейчас заливало холодными лучами и двор замка, и вооруженных всадников, нетерпеливо поглядывавших на своего командира.

— Будем считать, что это счастливое предзнаменование для нас обоих и все пойдет хорошо, — с надеждой произнес Рис, посмотрев вокруг. Он ничего так не хотел, как остаться в Кэрли. Наконец, сделав над собой усилие, он наклонился к Джессамин и поцеловал ее в последний раз.

Она поднялась на цыпочки и обвила его шею руками. — Прощай, любимый! Возвращайся поскорее, — прошептала девушка, чувствуя, как к глазам подступают непрошеные слезы.

— Буду мчаться, словно ад и все дьяволы гонятся за мной по пятам, — с кривой ухмылкой поклялся Рис. Судя по всему, сравнение показалось ему не слишком удачным.

В последний раз заглянув ему в глаза, Джессамин стиснула до боли руки и отступила в сторону. Рис надел на голову шлем, натянул тяжелые перчатки и поднял руку, давая команду построиться. Звонко застучали копыта лошадей по промерзшей за ночь земле, отряд ринулся к подъемному мосту, а среди служанок, которые за эти дни смогли по достоинству оценить смуглых валлийцев, поднялся горестный плач. Заскрипели цели, опустили деревянный мост, и отряд вихрем промчался по нему, вырвавшись из стен замка.

Джессамин, задыхаясь, взлетела вверх на башню и выбежала на крепостную стену. Ухватившись за парапет, она долго махала платком вслед удалявшемуся отряду.

— Ну а теперь, когда он уехал, может, снять это проклятое знамя? — угрюмо прошептал за ее спиной Уолтер.

Вздрогнув от неожиданности, Джессамин обернулась и, увидев брата, сердито смахнула слезы. Уолтер стоял рядом, так же, как и она, перегнувшись через парапет.

— Неужели нельзя подождать, пока он выедет хотя бы из Морфа Бэч?!

— Не рычи на меня! Если помнишь, я никогда не соглашался на то, чтобы эта штука торчала над Кэрли. Впрочем, насколько мне помнится, тебе вообще не пришло в голову спросить моего согласия.

Взбешенная при виде такой черной неблагодарности по отношению к Рису, тем более после того, что он для них сделал, Джессамин яростно набросилась на брата:

— А как прикажешь это сделать, когда ты упился до полусмерти?! Да я и трезвым-то ни разу тебя не видела с тех пор, как вернулась в замок! Когда ж я могла спросить, интересно знать?! Сейчас уже поздно об этом говорить. Знамя повесили без тебя, но свою роль оно сыграло. А теперь можешь приказать спустить его, если тебе так хочется.

— Очень хочется, можешь не сомневаться.

Повернувшись, Уолтер заковылял прочь. Через пару минут снизу донесся его хриплый голос.

И сразу же бело-алый валлийский дракон вздрогнул и медленно пополз вниз. И хотя Джессамин понимала, что это делалось ради их же безопасности, но сердце ее заныло, потому что исчезло еще одно звено цепи, связывавшей их с Рисом. Ей как будто снова напомнили, что Рис и его отряд уже перестали быть частью Кэрли.

Ладить с Уолтером становилось все труднее. Он и прежде не испытывал особой благодарности к Рису, но сейчас громогласно повторял всякому, кто соглашался слушать, как он рад наконец избавиться от проклятых валлийцев. Теперь, когда опасность миновала, Уолтером опять овладела навязчивая идея единолично править замком…

Сколько бы Джессамин ни повторяла ему, что если бы не великодушная помощь Риса, сейчас они оба, вероятно, были бы пленниками сэра Ральфа, Уолтер только отмахивался. На губах его играла презрительная ухмылка. Он обвинил Джессамин, будто та сама спровоцировала всю эту историю, чтобы вновь заманить в Кэрли очаровавшего ее валлийца. Он позабыл о подлом предательстве сэра Ральфа, больше того — Уолтер убедил себя, что Джессамин намеренно исказила смысл письма Джексона, и все для того, чтобы завоевать Риса Трейверона.