На тренировках Ира все время орала и хлопала бичом, называла нас тупыми и ленивыми. Ей, с одной стороны, хотелось, чтобы «ее» ученики превзошли всех, а с другой стороны, она не терпела, когда кто-то ездил лучше ее самой.

Я даже слегка сочувствовала ей: не так-то легко самому добиваться успехов, а если еще приходится все время следить за тем, чтобы другие их не добились, жизнь становится очень трудной.

Мы привыкли к тому, что с тренером можно поговорить, посоветоваться, сказать: «Мне неудобно так». Лиля говорила, что мы должны думать сами, учиться верно оценивать силы лошади, да и свои силы тоже. Ира же все время орала: «Заткнись и слушай, я – тренер, я лучше знаю!» – она сбивала с толку лошадей неумелым и неумеренным использованием бича и злила нас постоянными оскорблениями, а нам и так было несладко. Учиться у человека, который всего лишь изображает тренера, утомительно и бесполезно.

Лиля до поры до времен не вмешивалась, просто наблюдала, но потом Ира допрыгалась.

Мы работали связку из нескольких препятствий, а надо сказать, конкурную математику Ира знала на «пять», всегда все очень грамотно выстраивала, но вот людей и лошадей она не чувствовала, и, когда я послала Зоську, Ира оглушительно щелкнула бичом у кобылы над самым ухом, и та в первый раз закинулась.

– Ира, не надо так делать, – попросила я, оглаживая Зоську, прижавшую уши и рокочущую зло, – она сама знает, когда идти, ей не нужна помощь…

– Не смей меня учить! – заорала Ира. – Посыл!

Я пожала плечами и стала снова выводить кобылу на препятствие, а Ира, не дожидаясь, пока мы будем готовы, стоя опасно близко, вдруг хлестнула Зоську по брюху.

Завизжав и выкатив глаза, кобыла, отвыкшая от подобного обращения, резко поднялась на свечку, задев Иру передним копытом, самым кончиком, но прямо в лоб.

Ира отлетела в сторону, и ей очень повезло, потому что Зоська, визжа и вертясь на передних ногах, стала бешено отбивать по кругу задними. Я едва удерживалась на разъяренной лошади, но старалась разглядеть, что там с Ирой, сильно ли ей досталось.

Увидев, что к ней бегут люди – Геша, перепрыгнувший ограждение как гепард, Лиля из манежа, другие конюхи, – я залихватски свистнула и дала кобыле шенкель. Она рванула в дальний конец плаца, и мне удалось ее выровнять.

Зоська перестала беситься и пошла спокойнее, больше по привычке меня слушать. Но все еще гневалась, противно, визгливо ржала и дергала головой.

Устав уворачиваться от ее затылка, я прикрикнула: «Хватит уже, балда, ты меня ударишь! Мне больно! Больно!» – и лошадь угомонилась, слово «больно» она знала; правда, будучи в седле, я ни разу его не произносила, это была защита от излишних лошадиных нежностей, когда Зоська ласково, по ее мнению, прихватывала меня зубами.

Я стала проезжать Зоську, спокойно давая команды – «рысью, шагом, поворот, рысью», – но и сама, признаться, злилась не меньше лошади. Обидно, черт возьми, нарабатывать кобылу два года, чтобы потом какая-то дура одним движением все испортила.

Я все же посматривала в сторону дуры, но, заметив, что Ира сама встала и снова принялась орать, успокоилась.

Зоська перестала рычать, расслабила шею, уши приняли нормальное положение, и мы вернулись к Ире.

У нее на лбу наливалась лиловым полоса, но она стояла на ногах, и я вздохнула с облегчением. Зря. Бросившись к нам, Ира завопила:

– Ах ты сучка, сучка! Ты нарочно натравила на меня эту тварь! – и попыталась схватить Зоську за повод.

Зоська злобно щелкнула зубами, и я отвела ее от греха подальше. Глядя поверх голов на Лилю, я сказала:

– Мы нечаянно, Лиля.

И Лиля сказала:

– Я знаю.

– Мне надо Зоську попрыгать. Прямо сейчас. А то, боюсь, будут проблемы, – извиняющимся голосом добавила я.

Лиля, умница, кивнула и, подхватив Иру под руки, повела с плаца. Остальные потянулись за ними следом.

– Ну, давай, миленькая, вперед. – Я выслала Зоську, но она, как я и опасалась, не пошла, закинулась, стала злобно бить копытами и кружить на месте.

Огладив лошадь, я пустила ее галопом по внутреннему кругу, и мы спокойно прошли связку с другой стороны, потом вернулись к «опасному» барьеру и без отдыха прошли как надо. Потом еще раз. И еще раз, пока лошадь совсем не замоталась и с устатку уже перестала бояться.

– Все хорошо, девочка, хорошо. – Я спешилась, расседлала Зоську, повесила седло на ограду плаца, крепко растерла кобылу собственной курткой, и мы пошли шагом.

У конюшни все еще орала Ира, окруженная конюхами, и Зоська прижимала уши в ее сторону, так что я предпочла остаться на плацу, чтобы не нервировать лошадь еще больше.

Ира не унималась, и я позавидовала такой силе легких, но Зоська все еще вздрагивала от ее голоса, так что я плюнула, взгромоздилась снова на лошадь и, бросив седло, ни у кого не спросясь, направилась в лес.

Мы выехали на лесную тропинку, и дальше я пошла пешком, чтобы не перегружать кобылу. Мы шли рядом, и я скучным голосом отчитывала Зоську:

– Ну как тебе не стыдно так беситься… Ты же лошадь, целая огромная лошадь, ну ужалили тебя слегка, так что ж теперь, всех убить?

– Гы-гы-гы-гы, – отвечала Зоська и мелко кивала, как какая-нибудь извозчичья кобыла.

– «Гы-гы-гы-гы», – передразнивала я ее и повторяла движение головой. Зоська удивленно дергала ухом, а я извинялась: – Ну, я не знаю, что сейчас сказала, прости, так, для разговору просто…

Мы бродили, пока лошадь не перестала вздрагивать шкурой, а потом я пустила ее попастись, и в конюшню мы вернулись затемно.

Почти все разошлись, но Лиля сидела на скамеечке у конюшни и ждала нас.

Я виновато сказала:

– Сейчас я, – и провела Зоську в денник.

Геша ночевал в конюшне, и я сказала ему так же виновато:

– Она травы наелась, я не знаю, поить ее или чуть погодить… И за седло извини, что бросила…

– Ща по жопе дам! – пообещал Геша, принимая лошадь, но даже подзатыльника не дал, однако. – Иди на расправу, Лилька заждалась. Да оставь ты кобылу, иди уже, я сам.

– С Ирой все в порядке?

– Да что ей сделается, козе? Иди, сказал.

Я вышла и села рядом с Лилей повесив голову. Мы помолчали. Спускались сумерки, сверчки орали как бешеные, и не было совсем никаких сил на ненужные слова.

Юлька, оказывается, тоже осталась и кружила шакаликом поблизости. Увидев меня, она подошла к Лиле и мужественным голосом сказала:

– Если ты собираешься ругать Глорию, то я буду ее защищать. Она ни в чем не виновата, и Зоська не виновата, это все из-за Иры, я видела!

– Не собираюсь. – Лиля обняла меня за плечи и прижала к себе. – Я просто волновалась. А ты все сделала правильно, отработала лошадь, успокоила, да так быстро!