Нестеров со Скворцовым переглянулись. Подобного предложения от генерала они не ожидали.

– Красиво говоришь, – сказал бизнесмен и налил себе рюмку водки. – Твое здоровье, генерал, – он выпил водку, съел виноградину. – В твоем предложении что-то есть. Сам придумал или позаимствовал?

– Сам придумал, голова на моих плечах не только для шапки, я еще думать не разучился.

– Молодец, генерал, это дело.

Действительно, почти семьдесят процентов женщин сейчас на стороне твоего конкурента.

– Ты в меня процентами не тычь, – разъярился Кабанов, – что мне от тех процентов? Бабы – они дуры и есть.

– Твердишь ты одно и то же. Я не утверждаю, что они умные, но голосовать будут за твоего врага.

Кабанов подобрался, и Скворцову даже показалось, что сейчас бравый вояка набросится на бизнесмена и начнет молотить его здоровенными кулаками.

– Мне помощники сказали давеча, что ты, Виктор Николаевич, обхаживаешь моего конкурента и даже деньги ему даешь.

– Даю, – благодушно произнес Нестеров. – А вдруг он победит, что тогда мне делать?

Кабанов, услышав подобное, обмяк. Скворцов хихикнул и принялся, вращая головой, смотреть то на генерала, то на бизнесмена. О том, что Нестеров финансирует Горбатенко, Скворцов знал.

– Финансирую, даю ему деньги.

Врага лучше прикармливать, лучше, чтобы он был под контролем.

– Ах вот вы как! – вскакивая из-за стола, крикнул генерал. – В последний момент сдать меня решили, ставите на этого засранца?

– Успокойся, генерал, сядь, – веско произнес Нестеров. – Сядь, я тебе сказал, и выслушай. Пораскинь мозгами, если они у тебя еще есть. А лучше – поплавай в холодной водичке. Тебе нужно немного протрезветь, тогда поймешь, о чем мы тебе толкуем.

Генерал, пошатываясь, словно получив обухом по голове, держась за стену, направился к двери, ведущей к бассейну.

– Ты что, серьезно? На самом деле?

– А ты как думал? – ответил Нестеров Скворцову.

– Не правильно получается.

– Правильно получится тогда, когда Кабанов мандат депутатский в руках сожмет.

– Что ты думаешь о его предложении?

Генерал плавал в бассейне от одной стенки к другой. Он был зол как никогда, ему казалось, что его собрались предать самые близкие и верные люди.

– Я потому с Горбатенко связался, – глядя в глаза Скворцову, говорил Нестеров, – чтобы в последний момент его завалить. Если мы не будем владеть информацией, то проиграем. А информацию лучше всего получать не от соглядатаев, а из первых уст, от самого Горбатенко.

– Тут ты прав, не могу с тобой не согласиться.

Денег не жалко?

– Кто ж в таком деле деньги считает? Я в эти выборы столько вбухал! Сто тысяч в одну сторону или в другую – роли не играет. Хорошую мысль генерал сказал, я ее реализую. Ты, Александр Валерьевич, договорись с телевизионщиками, и мы пустим этот ролик в эфир. Это будет лучший ролик: «Бравый генерал клеймит позором развратника и прелюбодея».

Да Горбатенко, после того как этот ролик на экране мелькнет, собственная жена вилкой заколет.

Скворцов расхохотался, смеялся политик вполне искренне. Он, как никто другой, знал эффект от подобных действий. Сказать про человека, что он вор, – пустяк, а показать его голого с бабами – такая карта дорогого стоит, как джокер. Вроде бы и пустячок, а все козыри валит.

– Правильная мысль. Те бабы, которые за следователя голосовать собрались, отвернутся от него мигом.

– Бабы не любят бабников, – сказал Нестеров, – бабы любят верных. Вот Кабанов хоть и идиот, – слово «идиот»

Нестеров почти прошептал, – но внешне верен своей семье. Родина, семья, дети – вот какие слова генерал у себя на лбу написал.

Кабанов уже обессилел, плавая в бассейне из конца в конец. Когда он развернулся, то увидел стоящих на бортике веселых Нестерова со Скворцовым.

– Плыви сюда, Григорий Викторович, – крикнул Нестеров.

– Гриша, давай к нам, хорош злиться и пузыри пускать!

Кабанов, скрипя зубами, уцепился за бортик, резко выпрыгнул из воды и сел.

– Правильно делает наш друг, о твоем, можно сказать, благополучии печется, – сказал Скворцов.

– Моему конкуренту деньги дает? О моем благополучии заботится? Интересная загогулина получается.

– Правильная загогулина.

Ты в этом ничего, Гриша, не понимаешь, поэтому лучше положись на нас. Виктор Николаевич кассету тебе устроить берется, на которой Горбатенко с бабами в баньке будет париться, так сказать, экзотический массаж принимать.

– Серьезно? – генерал снизу вверх посмотрел на Нестерова.

– Более чем, – сказал бизнесмен, резко сбросил белый халат и «солдатиком» прыгнул в бассейн, обдав генерала и Скворцова тысячами искрящихся брызг.

– Гриша, Нестеров для тебя старается, – набрасывая халат на плечи генерала, сказал Скворцов. – Он все правильно делает, он кует оружие возмездия.

– Как, как ты говоришь? – Кабанов не сразу вспомнил, где он слышал эту фразу, она ему понравилась.

– Оружие возмездия, – звучит красиво, сильно.

Нестеров развернулся, в десять сильных гребков пересек бассейн, оказавшись рядом с генералом. Тот протянул бизнесмену руку.

– Прости меня, Виктор, я погорячился. Устал, понимаешь ли, нервы уже ни к черту. Совсем эта работа меня измотала, на войне и то проще. Там своих и чужих знаешь, а политика – дело хитроумное.

– Это ты верно заметил, Гриша, политикой заниматься – не из пушек по душманам палить. Расскажи-ка, что в мэрии было?

– Ничего там хорошего не было, они еще не определились, кого поддерживать, – с горечью произнес генерал. – У них своих проблем выше крыши, на мэра администрация президентская наехала по полной программе. Он со своим правительством только успевает отбиваться. Не до меня им сейчас.

– Понимаю, – сказал Скворцов, – встречался я кое с кем, обещали тебя поддержать, но не сразу, а во втором туре.

– Они хотят, чтобы состоялся второй тур?

– Он неизбежен, судя по рейтингу, – сказал бывший депутат.

– Что вы все с этим рейтингом, со статистикой, с процентами лезете? Все это чушь! Вот у президента перед выборами сколько было вначале? – Семь или восемь процентов? А в итоге как он всех сделал!

– Ну, ты сравнил, – расхохотался Нестеров, – себя и президента. За ним правительство стояло, все чиновники, все до единого. Каждый из них свою задницу прикрывал, каждый место потерять боялся. Ты представь себе только, Григорий Викторович, что бы случилось, если бы кто-нибудь Ельцина опрокинул.