Как выяснилось позже, первое впечатление оказалось верным: постоянного лагеря Перо не имело, хотя именно здесь останавливались достаточно часто. Долго на одном месте не засиживались, но старались держаться южнее, подальше от пустошей. На равнинах как-никак безопаснее, несмотря на туннельных псов, которыми кишели окрестности. Та ещё напасть, если в большие стаи сбиваются.

Севир дал несколько дней пообвыкнуть и приставил ординария, чтобы помог освоиться и научил держаться в седле. Бродяга оказался своим в доску, хоть и старше лет на пять.

Невысокий, крепко сложенный, он год пробыл в гладиаторах, прежде, чем Перо напало на их караван по пути в Мыс. Жёсткие чёрные волосы коротко подстрижены, горбатый нос, какой бывает после перелома, и колкий, насмешливый взгляд. Как и положено ординариям, над левой бровью буквы «LO», что означали опертамский Легион и порядковый номер: две единицы тройка и две шестёрки.

Позже выяснилось, именно Бродяга и оглушил его в тот день. И, видимо, чтобы избавиться от угрызений совести, терпеливо отвечал на сотни вопросов, которыми Керс засыпал без устали.

От него узнал, что Стальное Перо было создано изначально для освобождения осквернённых, но позже, когда выяснилось, что занятие это неблагодарное, и многие так или иначе возвращались к прежним хозяевам, Севир переключился на менее амбициозные цели и стал помогать тем, кто по-настоящему в этом нуждался. А такие действительно были.

Благодаря Перу, семьи, не желающие отдавать своих детей Легиону, находили спасение в Исайлуме — поселение на севере, которое основал Севир вместе с единомышленниками.

Оказалось, среди свободных были и те, кому претило само существование рабства и они посильно помогали уже окрепшему Перу, выискивая такие семьи и предлагая помощь. Позже от этой идеи пришлось отказаться, когда чуть не нарвались на полицейскую облаву. Но нет худа без добра, и вскоре сопротивление обзавелось несколькими агентами из полиции, лишившимися в своё время детей, рождённых под несчастливой звездой.

За несколько лет из горстки смельчаков сопротивление выросло в неплохо организованную структуру. Но принимали к себе не каждого, долго присматривались, проверяли на вшивость. И не зря. Подозрительность Севира не раз спасала Перо от верной гибели.

С открытым ртом Керс слушал рассказы Бродяги, как они изучают каждую семью, обратившуюся за помощью, как прячут их в подвалах Регнума до прибытия проводников и как те плачут от счастья, впервые ступив на землю Исайлума.

Восхищение — всего лишь слабое описание тех чувств, которые испытывал Керс в такие минуты. Гордость, благодарность, безграничное уважение, восторг от того, что теперь он может стать частью чего-то важного, борющегося за благое дело. О большем и мечтать не мог.

— Видел бы ты Исайлум! — рассказывал Бродяга. — А ведь я своими руками вбил первое бревно в частокол! Тогда и пяти домов не было. Так, пара срубов да юрты вроде уруттанских. И всего две семьи. Они и до сих пор там. Первопроходцы, так сказать.

Клыкастый, которого впрочем так и называли, чем-то отдалённо напоминал Харо. Такой же мрачный и молчаливый, он, как выяснилось, считался правой рукой Севира.

Однажды он заикнулся, что после побоища в пустошах, Севир прожил несколько лет у дикарей, а потом подался на север. Там он провёл пять долгих лет в наёмниках у Конфедерации, после чего вернулся в Регнум.

Это так захватило воображение Керса, что он поклялся себе во что бы то ни стало разговорить Севира. Узнать с первых рук о северянах дорого стоило, мало кто имел с ними дело.

Теперь перед ним открывался новый мир, не очень понятный, пока чужой, но захватывающий и будоражащий воображение. Всех подряд заваливал вопросами, от глупых до сложных, на которые не всегда получал однозначных ответов. Часто приходилось переосмысливать старое. Прочтённые книги, добытые Седым, давали достаточно знаний, но тогда он не всё понимал, просто запоминал, принимал полученную информацию как данность.

Теперь приходилось извлекать из памяти по кусочкам, обдумывать, для чего та или иная вещь, почему люди так ценят золото, зачем нужен Сенат или король, как отличить породистую лошадь от обычной клячи. Перед сном прокручивал в голове усвоенные знания, чтобы лучше запоминались.

А вот отвыкнуть от терсентумской жизни оказалось сложнее. Каждое утро просыпался до рассвета, спросонья ждал побудки, только потом вспоминал, что свободен, что нет больше ни хозяев, ни казарм с надзирателями.

Но самое тяжёлое ждало по ночам. Постоянно снилась семья: Твин, Слай, Харо. Без них было тяжело, будто вырвали кусок из души. Образовавшаяся пустота терзала, мешала спать, но ради шанса на встречу он был готов ждать и год, а надежда, которую так ненавидел раньше и прогонял прочь, отныне непрестанно шла рядом.

Никак не мог простить себе той слабости, когда поцеловал Твин. Наверное, это единственное, что сильно омрачало память о былых временах. Успокаивал себя, что обязательно попытается искупить вину перед Слаем, быть может тогда неугомонный голос совести оставит в покое.

Единственным неизменным оставались тренировки. Клык, как старший после Севира, внимательно следил, чтобы все держали форму, не расслаблялись. Впрочем, заставлять и не нужно было, привыкшее к нагрузкам тело само требовало своё.

Спустя пару дней, убедившись, что Керс с горем пополам удерживается в седле при лёгкой рысце, Севир приказал выдвигаться.

Как бы ни хотелось наконец поучаствовать хоть в чём-нибудь значимом, сложно было расставаться с морем. Керс мог часами сидеть на берегу, невзирая на ледяной ветер, и смотреть, как волны бьются о крутой берег. Всё никак не мог понять, почему зовётся Рубиновым. Вода тёмная, почти чёрная. На вопрос Клык пояснил: летними ночами светится красным, вроде как от живности какой.

Зато появилась новая цель: обязательно привести сюда Твин и братьев. Он уже представлял, как вчетвером будут распивать синий дым и смотреть на светящиеся волны, омывающие берег под луной. Надо же, почти всю жизнь прожили рядом с морем, а никогда его не видели. Во всяком случае в сознательном возрасте.

На третий день пути, когда море осталось далеко за спиной, а Красные Горы окружили со всех сторон, Севир приказал разбить лагерь и, прихватив Клыка, отправился в столицу.

Местом для стоянки выбрали каменный карман между скалами. Удобно и для дозорных, и от ветра прикрывало. Керса в тот же день отправили на дежурство до полуночи.

Он вскарабкался на скалу повыше и долго наблюдал за едва различимым вдалеке замком. Где-то там они, друзья. Братья. Семья. Как им там живётся? Вспоминают ли о нём?

Расскажи им кто, что с ним приключилось, точно бы не поверили. Вспомнились слова Твин, что некуда бежать. Знал бы раньше о Пере, были бы сейчас все вместе. Но ничего, всё ещё впереди. Севир сдержит своё слово, а если нет, сам найдёт способ. Во всяком случае теперь он знает об Исайлуме. Там их примут, как своих, там их ждёт новая жизнь.

«Частная организация Осквернённый Легион не имеет права принимать участие в политической стороне государства или влиять на принятие решений, относящихся к любому политическому спектру».