Еда, приготовленная на огне, тоже уступала привычной для горожанина. Мясо на шампуре неизменно подгорало снаружи и не прожаривалось внутри. Каша из ячменя с горохом пополам оставалась пресной, как ее ни готовь. Но голод – лучшая приправа.

А усталость – лучшее снотворное. Это Корнелю усвоил еще на флоте, а теперь лишний раз убедился в этом. Хотя ночь и была длинной, Джурджу пришлось расталкивать работников на рассвете – не одного Корнелю, впрочем, отчего и стыдно не было.

На завтрак была все та же пресная каша. Корнелю сожрал все до крошки.

– В город на подводах сегодня, – объявил Джурджу, – едут Барбу и Левадити.

Он многозначительно глянул на подводника. Тот взвился, будто шершнем ужаленный.

– Что?! – взвыл он. – Ты же сказал, что я поведу подводу!

– А теперь я иначе порешил, – ответил бригадир. – У Барбу сестра в городе больная, а Левадити торгуется лучше всех – если только мне самому не ехать. Не нравится мне, по какой цене ты в прошлый раз товар сдал.

– Но… – беспомощно пробормотал Корнелю.

Он тосковал по жене. Хуже того – он тосковал по ее телу. Корнелю не мог быть уверен, что сможет встретиться с нею, тем более наедине, но готов был рискнуть. Мысль о том, что Костаке окружена тремя похотливыми – других, как известно, не бывает – альгарвейскими офицерами, не давала ему покоя. По сравнению с этим цены на дрова казались незначительной мелочью. Чужие беды – тоже.

Джурджу сложил могучие руки на могучей груди.

– Как я порешил, так оно и будет. – Он смерил Корнелю взглядом. – Если не нравится – можешь убираться, а можешь заставить меня передумать.

Среди лесорубов раздались смешки. Джурджу оставался бригадиром не только потому, что знал свое ремесло лучше любого другого. Он был сильней и жестче любого из своих работников. Судя по тому, что слышал Корнелю, уже давно никто не бросал великану вызов. Но офицер знал, что мастерство значит не меньше, чем сила. Отставив миску, он поднялся на ноги.

– Ладно, – сказал он, – придется заставить.

Джурджу изумленно уставился на него. Остальные лесорубы – тоже. Потом бригадир неторопливо вышел на поляну.

– Тогда пошли, – бросил он через плечо. – Кишка у тебя не тонка, признаюсь, только тебе это не поможет. А как тебя откачают – пойдешь работать, имей в виду.

– Не пойду, – отозвался Корнелю, – а поеду. На подводе заместо Левадити.

Он уже и сам начал подумывать, что свалял дурака. Джурджу двигался с тигриной, а не медвежьей ловкостью да вдобавок был намного тяжелей своего противника. Лесорубы окружили поляну.

– Давай, – подначил его Джурджу. – Хочешь мне навалять – валяй. Или бери топор – и марш работать.

Неслышно вздохнув про себя, Корнелю выступил в круг. Да, придется нелегко… но отступить сейчас значило лишить себя всякой гордости. Он ринулся на бригадира. Движения его казались неуклюжими – подводник пытался внушить Джурджу ложную уверенность в собственных силах, и это сработало – бригадир широко замахнулся, намереваясь одним ударом вколотить Корнелю в валун за его спиной. Но бывший подводник легко увернулся и, перехватив руку противника, швырнул Джурджу на желтеющую траву. Потом изготовился было завершить прием ударом каблука по почкам, но великан не рухнул, точно подрубленное дерево, как надеялся Корнелю, а ловко откатился в сторону, чтобы тут же вскочить на ноги. Леорубы зашумели в недоумении.

Джурджу заново смерил наглеца взглядом.

– Знаешь, что делаешь, а? Ну ладно. Посмотрим, кто останется на ногах.

Теперь на лице его была лишь мрачная серьезность.

В следующие пять минут Корнелю исхитрился ударить бригадира, и не один раз, поставив здоровенный «фонарь» под глазом и здорово приложив по ребрам, но великан явно остался в выигрыше. Из носу Корнелю обильно текла кровь, хотя переносица вроде бы уцелела. Каждый вздох отдавался болью в ребрах. Моряк выплюнул кусочек зуба – в драке он и не заметил, как тот откололся. Еще повезло, что остальные на месте.

В конце концов Джурджу сумел сбить Корнелю с ног и заломить ему руку за спину.

– Если я тебе что-нибудь сломаю, – пророкотал великан, – работать ты не сможешь. Довольно с тебя или продолжить?

Он надавил посильней, и плечо Корнелю взорвалось болью.

– Довольно, – выдавил моряк опухшими губами, злясь на себя.

Отпустив противника, Джурджу помог ему подняться на ноги, а затем огрел по спине так, что едва не сбил с ног по новой.

– А ты смелый парень, – признал он, и остальные лесорубы закивали вразнобой. – Заставил меня попотеть. – Снова кивки. – А теперь смой кровь, – скомандовал Джурджу, – и за работу. Не бывать тебе сегодня в городе, вот так.

– Ага, – прохрипел Корнелю.

Кто-то принес ему ведро воды. Прежде чем умыться, моряк пристально вгляделся в свое отражение. Зрелище было неприглядное. Может, оно и к лучшему, что Костаке его сегодня не увидит.

– Ваше величество… – Маршал Ратарь облизнул губы и произнес то, что следовало сказать несколько минут назад: – Северный фронт прорван. Южный – тоже, но там противник продвигается не столь быстро: погода мешает.

На бледной, точно у каунианина, всю жизнь просидевшего в темнице, физиономии конунга Свеммеля черные глаза полыхали, словно угли.

– И как, – промолвил монарх тоном, в котором звучала угроза,– могло это случиться?

– То была волшба, ваше величество, – ответил Ратарь. – Большего сказать не могу – я лишь солдат. Ежели вам нужны подробности, их может поведать архимаг Адданц.

Пылающий взор конунга обратился на главного чародея ункерлантской короны.

– Да, Адданц, поведай нам подробности, – проскрежетал Свеммель еще строже. – Поведай, как подвел ты родину в трудный час!

Адданц склонил голову. Как и Ратарь, он был видным мужчиной в расцвете лет. Старое поколение придворных лежало в могилах. Иные – те, кому повезло больше, – умерли от естественных причин. Остальные выбрали сторону проигравшего в войне конунгов-близнецов или навлекли на себя гнев Свеммеля. Их судьба была куда страшней.

– Ваше величество, – не поднимая головы, проговорил Адданц, – я не ожидал, что альгарвейцы пойдут на подобное кощунство. Никто не ожидал, что проклятые альгарвейцы способны на такое! – Слово «проклятые» в его устах приобретало зловещее ударение на первый слог. – Для тех, кому природная склонность и опыт позволяют чуять волшбу, мир содрогнулся в тот час, когда они вершили свое злодейство. Силы горние – ваше величество, когда они свершили это преступление в первый раз, я едва не умер!

– Лучше б ты сдох! – прорычал конунг. – Тогда мы поставили бы на твое место кого-нибудь посмышленей. – Он повернулся к Ратарю: – И на твое!

– Мое?! – выпалил – точней было бы сказать, пискнул – Ратарь. Маршал надеялся, что гнев самодержца выплеснется без остатка на голову архимага, но… не повезло.