Шрифт:
Интервал:
Закладка:
США – великая промышленная держава, но они и главный экспортер сельскохозяйственной продукции. В 40 млрд, долл. оценивается ежегодный вывоз продовольствия из США. Это не только валюта, это еще и эффективное орудие политического воздействия.
Россия должна сама себя кормить, кормить сытно, разнообразно. Задача самообеспечения продовольствием должна быть сформулирована как национальная. Уже давно пора уважительно отнестись к своим собственным земледельцам, с которыми долгие десятилетия обращались как со скотом. Не обманывать их посулами дефицитных товаров за сданную сверхплановую продукцию. Не гнать золото и валюту за рубеж на подкормку тамошних фермеров, а направить их на свое село. Прекратить хищнический экспорт удобрений. Разработать программу расселения русских мигрантов из государств-лимитрофов на пустующих землях обезлюдевших за последние годы деревень. Установить самый щадящий налоговый режим для производителей сельскохозяйственной продукции, чтобы привлечь именно сюда первые инвестиции русского капитала. Не покупать сельхозпродукцию, а покупать семенной фонд, элитных животных, технологию. Попросить страны – экспортеры сельхозпродукции принять наших студентов и молодых специалистов на практическую стажировку в области организации сельскохозяйственного производства. И, разумеется, работать, чтобы дать народу надежду на выживание. Производство продуктов питания и есть то звено, говоря старыми цитатами, ухватившись за которое можно вытянуть всю цепь.
Сейчас Россия лишилась всего, что раньше как-то позволяло терпеть импорт зерновых и дальше. Нефтяная река на Запад высыхает на глазах, а доходы от той, что еще течет, как последняя кровь из смертельной раны, идут в большой степени мимо государственного кармана. Все построенные зерноприемные порты, увы, остались за рубежом, где за перевалку каждой тонны требуют уплаты дополнительных 15 долл. И в этой тоскливой безысходности самым крикливым требованием является лозунг «свободы купли-продажи» земли. Обратите внимание: не налаживания сельскохозяйственного производства, а именно купли-продажи. Не терпится нажить миллиардные состояния на земле, не прилагая к ней рук, не проливая пота. Кому дать землю? Это ключевой вопрос. На него давно дан ответ. Она должна быть передана тем, кто будет обрабатывать ее. И наполеоновские аграрные реформы, и линкольновский закон о гомстедах были пронизаны этой подлинно демократической идеей. Надо думать о земле как о средстве производства, а не как об объекте просто спекулятивной купли-продажи.
Я пишу эти строки в 1993 году и не могу освободиться от желания что-то добавить от нынешних страстей в те наши давние размышления о положении в сельском хозяйстве. Боль осталась той же, только стала нестерпимее.
Разведка делала, что могла, для оказания помощи нашему сельскому хозяйству. Мы добывали партии элитных семян самых различных культур, забирались в самые закрытые селекционные центры и станции. Получали документацию по технологии производства. В каждой почте в Москву содержались интересные новости о сельском хозяйстве. Эта работа не была самой трудной для добывающего аппарата, сельскохозяйственные секреты все-таки охраняются слабее, чем политические или военные, выполнимыми оказывались практически все задания. Но беда в том, что мы так и не ощутили какого-либо результата от проделанной работы. Среди сотрудников разведки получили широкое хождение разговоры о том, что, дескать, нашими материалами пользуются чинуши от науки в бесчисленных НИИ для подготовки диссертаций. Вероятно, такие случаи имели место, но и они становились возможными лишь потому, что сама система организации сельского хозяйства отвергала всякие серьезные новации. Какой смысл был, например, в наших усилиях по добыче редких первородных сортов картофеля, стойких ко всем заболеваниям, выносливых в неблагоприятных погодных условиях (в холоде, сырости), если с 1965 по 1982 год картофельное поле только в тогдашней РСФСР сократилось на 350 тыс. га из-за нарушения экономических законов!
Каждое лето я обязательно приезжал в родное село Алмазово и безуспешно пытался найти хоть какие-нибудь признаки возрождения русской деревни. Все разговоры с односельчанами и руководителями нашего колхоза имени Свердлова навевали беспросветную тоску. Председатель, например, рассказывал, что не приведи Бог по-настоящему хорошего урожая, вывезти его будет не на чем, потому что самым слабым местом оставался транспорт. Комбайнов и тракторов заставляли покупать много, а автомобилей не было. Урожайность в дальних (от райцентра) колхозах падала до 6–7 ц с 1 га. В посевную механизаторы вовсю обменивали горючее и даже семенной материал на водку, а в уборочную за самогон развозили прямо с поля обмолоченное зерно по избам. Весь собственный скот крестьян кормился комбикормами, силосом, которые тащили почем зря с колхозных молочных ферм. Но не все же могли воровать. Кто-то покидал насиженные гнезда. Деревни вымирали и гибли на глазах.
Мое родное Алмазово до войны имело почти 120 дворов, а сейчас состоит из полудюжины развалюшек, где доживают свой век старики из некогда многочисленных крестьянских родов. Никакие татарские нашествия не смогли уничтожить наш народ, а вот ретивые политические вожди, «гении» в политике сумели довести обширнейшие русские земли до крайнего разорения, при котором непраздным остается вопрос, возможно ли их восстановление и возрождение. При советской власти было почти традицией периодически «пороть» министров сельского хозяйства и ссылать их на посольские должности за границу. В Индии на валютных харчах отбывал наказание Бенедиктов, в Чехословакии – Мацкевич, в Японии – Полянский. Но сейчас «кураторство» сельским хозяйством поручают обязательно своему недругу, как бы заранее ставя его в положение завтрашнего мальчика для битья.
Очень часто наши разговоры шли вокруг национального вопроса в Советском Союзе. Мы не могли не знать, что наши тогдашние политические противники, то есть США и их союзники по НАТО, уделяли национальной проблеме в СССР огромное внимание, видя в ней генетическую слабость, которая может взорвать в определенных условиях могучее геополитическое образование, называвшееся Советским Союзом. Радиостанция «Свобода» вещала на всех языках народов, входивших в состав СССР, и бросалось в глаза, что содержание радиопередач на каждом языке носило характер узконаправленного националистического луча, рассчитанного на возбуждение национализма именно этого народа. Доминантой был подогрев антирусских чувств, но одновременно сеялись и семена национальной розни вообще.
Мы дискутировали, чей путь формирования единой исторической демографической общности вернее: американский, где вся нация формируется из других народов при условии отказа от своей прежней государственной и этнической принадлежности, или советский, где был взят курс на создание автономных или союзных формирований в виде республик. Почему американцы, захватив в 1847 году 2/5 территории Мексики с мексиканским населением, не создали там федеративное государство, а просто порезали эту территорию на штаты: Калифорния, Аризона, Нью-Мексико, Техас – и присоединили к себе на общих для всех правах? Почему, победив в гражданской войне, северяне не пошли на создание какого-либо подобия негритянской республики на Юге США? Ответ приходил сам собой: в Соединенных Штатах с самого начала формирования государства победила тенденция на создание унитарного государства, единого «котла», в котором все многоязычное эмигрантское разнотравье будет вывариваться также в единую нацию. Роль штатов – всего лишь облегчить административное управление обширной страной и учесть некоторые региональные особенности. Но с самого начала они лишены права на выход из состава США. Творцам американского государства было наплевать на национальные чувства тех, кто по доброй воле или силой включался в состав страны. Они были обязаны чувствовать себя гражданами своей новой родины, интересы которой ставились, разумеется, превыше всего. Национальные привязанности и чувства можно выражать в любой форме, которая не затрагивает государственных интересов США. Пожалуйста, пусть ирландцы маршируют в день святого Патрика по авеню и стритам Нью-Йорка, но завтра они вновь забудут, что они ирландцы, до следующего праздника. На вопрос «ваша национальность?» любой житель США ответит: «Я – американец».