Я сделал глоток.

— Похоже, у тебя дела идут неплохо. Давно ты во Флориде?

— Десять лет. Но я жил во многих странах. Я говорю на семи языках.

— Семи? Как ты их выучил?

— Когда я был моложе, я работал в Club Med по всему миру. Французская Полинезия, Бразилия, Япония, Сицилия.

— Чем ты занимался в Club Med?

— Неважно. Мне было двадцать. Делал что прикажут. Бассейн, пляж, бармен, официант. Я думал только о еде, питье и, кхе, о девочках. В этом возрасте у тебя минимум три-четыре девчонки в неделю, каждую неделю, и так три года.

Я рассмеялся.

— Потом вернулся во Францию, изучал бухучет, финансы, начал работать на одного умного дядю в Париже. Мне было двадцать пять. Я делал для него всякое-разное, а потом узнал, что он использовал мое имя, оформил меня как президента своей корпорации. У компании было много долгов, и у меня начались неприятности — ведь я вроде как президент. Я не справился — оставалось только затеряться. Я бухгалтер, поэтому оказываю финансовые услуги. У меня очень хорошо получалось, я отмывал деньги, создавал офшорные компании в Люксембурге. Представь, что у тебя есть миллион евро, а через десять минут он переходит на другое имя, в другую страну, в другую валюту. Понимаешь?

— Да, конечно. — Он был черным бухгалтером.

— У меня отлично получалось. У меня был красивый офис возле Елисейских Полей. Какое-то время это классно. Французские и итальянские специалисты, иногда в Испании. Мы занимались золотом, наличными, бриллиантами, картинами, чем угодно. Потом была пара паскудных ситуаций. Русские и сирийцы небрежные. Вот так все сложилось, и я уже слишком много знал. Пришлось покинуть Францию. Если бы я не уехал, то попал бы в могилу или в тюрьму.

Я знал, что Лоренца однажды арестовывали в Германии и еще во Франции по подозрениям в валютных махинациях, но освобождали через несколько месяцев. А сейчас он числится в розыске во Франции из-за финансовых махинаций. Я не стал упоминать об этом. Я ожидал, что он скоро сам все расскажет. Я спросил:

— И ты приехал сюда?

— Верно, во Флориду, в 1996 году. Я приехал сюда с тремястами пятьюдесятью тысячами долларов, и мне повезло с недвижимостью. В первый же месяц попался один дурак, швейцарец, у которого суд продавал с молотка квартиру из-за долгов. Я еду в суд на торги. Его квартиру купить не получилось, но я приобрел другую. Я плачу семьдесят тысяч долларов за пентхаус стоимостью четыреста в Авентуре[30]! Понимаешь, Боб, я соображаю в финансовой системе, поэтому все просто. И у меня есть знакомый, правильный сотрудник банка, который берет скромную мзду за помощь в получении кредита.

Я рассмеялся:

— Правильный сотрудник банка…

Мы посмотрели на табло и увидели, что самолет приземлился. Группа агентов под прикрытием ждала в таможенной зоне, хотела выяснить, прибыл ли друг Лоренца один или с кем-то еще.

Я спросил:

— Какой план, когда мы встретимся с твоим парнем?

— Мы возьмем Санни и поедем пообедать. Поговорим о делах. Санни умный. Не крупный воротила, но он знает кое-каких людей на юге Франции. Думаю, у них есть картины, которые тебе нужны. Он пытается переехать сюда. Санни хочет участвовать в делах. Он постарается произвести на тебя впечатление и скажет, будто может продать что угодно.

— Меня интересуют только картины, — ответил я. — Никаких наркотиков, оружия, ничего подобного.

— Да, да, конечно, — сказал Лоренц.

Он наклонился и осторожно взял меня за руку.

— Послушай, друг, — сказал он, — мы с тобой акулы, и у нас есть маленькая рыбка, которая может привести нас к крупной. Но эта крупная рыба, ребята с картинами во Франции, — очень плохие парни. Надо подойти к делу очень серьезно. Приготовь деньги. Я снижу цену, а потом мы ухватим свой куш. По рукам?

— Достанешь то, что мне нужно, — ответил я, — и я тебя не обижу.

Через несколько минут появился Санни — невысокий полный мужчина лет пятидесяти, каштановые волосы взъерошены после долгого полета. Он катил два больших синих чемодана. Мы пожали друг другу руки и направились к «Роллс-Ройсу».

Как только мы оказались на свежем воздухе Флориды, Санни закурил «Мальборо».

Мы продрались сквозь пробку и примерно через сорок минут добрались до La Goulue — дорогого бистро к северу от Майами-Бич.

Мы втроем сели за стол, накрытый белой льняной скатертью. Санни заказал обжаренные кальмары с соусом песто из базилика. Лоренц — гигантские гребешки. Я попробовал приготовленную на пару рабирубию. Уж что-что, а где можно вкусно поесть, Лоренц знал точно.

Пока мы обедали, Лоренц командовал парадом — говорил, говорил, говорил. Он опускал некоторые имена — видимо, гангстеров из Парижа. Рассказал о своем новом Jet Ski и о каком-то выгодном деле с квартирой в Форт-Лодердейле, которое он тогда проворачивал. И он ручался за меня Санни, придумав историю, будто мы встретились много лет назад в художественной галерее на Саут-Бич. Санни тихо слушал, ковыряя кальмаров.

Наконец Лоренц повернулся ко мне.

— Санни может достать тебе много чего.

Санни поджал губы.

Лоренц сказал:

— Боб ищет картины.

— Да, — отозвался Санни. — Я слышал. — Он посмотрел на свою тарелку и продолжил есть. Пока я не стал развивать тему. Лоренц взял чек и демонстративно положил свою черную карту American Express на стол.

На обратном пути в гостиницу мы остановились в магазине сотовых телефонов, и Лоренц купил для Санни мобильник. Я запомнил номер. Он нам еще понадобится, если мы решим работать с ним.

На следующее утро мы втроем встретились за завтраком с бубликами. Как всегда, группа наблюдения ФБР находилась поблизости.

Когда мы сели, Санни попросил посмотреть наши мобильные телефоны.

— Пожалуйста, выньте свои батареи, — сказал он.

Лоренц засмеялся:

— Зачем?

Санни объяснил:

— Полиция, ФБР. Они могут отследить вас по мобильнику, даже когда он выключен.

— А, ерунда, — сказал Лоренц.

— Нет, это правда, — сказал Санни. — Я видел передачу про это на канале «24».

— По телевизору?

— Просто выньте их.

Мы так и сделали.

— Хорошо, — сказал Санни, — я могу достать три или четыре картины. Рембрандта, Вермеера и Моне.

— Моне или Мане? — спросил я.

Санни выглядел растерянным.

— Моне или Мане? — повторил я.

— Да, — сказал он, и я понял, что он не знает разницы. Потому-то его предложение казалось более искренним. Он просто называл фамилии, которые ему велели озвучить. Если бы он играл со мной в какую-то игру, то лучше подготовился бы и знал разницу.