Письмо короля к Имрику прямо обожгло Каратрилю грудь, но он не опустил глаз перед князем.

— Он хочет избавить свой народ от проклятия культов, — ровным тоном произнес Каратриль. — Грядет война, ваше высочество.

Харадрин молча кивнул и повернулся к стоящим возле трона придворным.

— Эатан выступит вместе с Тираноком, — провозгласил он. — Передайте морской гвардии, что им следует вернуться в Лотерн. Пусть патрулируют залив Шепота и докладывают мне о проходящих по Внутреннему морю кораблях. Пока мы не будет проводить мобилизацию, но подготовьте все для этого. Если нас ждет война, Эатан не окажется в стороне.

Каратриль посвятил следующий день прогулке по городу. Он был спокоен от мысли, что свою часть дела выполнил. Скоро он поплывет с князем Харадрином на остров Пламени, доставит письмо Короля-Феникса Имрику и будет ждать прибытия Малекита и Бел Шанаара. Каратриль уже принял решение, что попросит короля освободить его от обязанностей герольда, чтобы вернуться в родной Лотерн. А если разразится война, Каратриль хотел бы сражаться в рядах армии Эатана.

Каратриль, бродя по городу, попытался навести справки о Аэренисе, но никто не знал, что случилось с его другом. Знакомые называли ему совершенно разные места, где, по их мнению, находится лейтенант. Все сходились в том, что после возвращения из Тор Анрока его мало кто видел. Одни полагали, что он несет службу во дворце, другие считали, что его отправили в один из приграничных городов тренировать юных копейщиков. Некоторые же утверждали, что он оставил военную службу и уплыл за море.

Каратриля встревожило отсутствие известий о друге, но он все равно ничего не мог сделать, потому что пришло время отплывать на остров Пламени. Королевская свита приготовилась к отъезду за три дня до назначенного Бел Шанааром срока. Каратрилю досталось место на орлином корабле Харадрина, хотя официально он еще и не вернулся в гвардию Лотерна.

Корабль поднял паруса; с его борта Каратриль оглядывал Лотерн, будто видя его первый раз в жизни. Он рассматривал гигантские изваяния богов на берегу залива: охотник Курноус, мать Иши, кузнец Ваул и праотец Азуриан. Раньше он не обращал на них внимания, ведь он рос в их тени. Но теперь капитан смотрел на их строгие лица и задумывался, какую роль они сыграют в надвигающихся событиях. Еще он гадал, стоят ли где-то в городе спрятанные ото всех глаз изображения темных богов: Нету, Анат Раемы, Хиркита, Элинила и прочих.

Огромные золотые, отделанные рубинами врата Внутреннего моря стояли открытыми, и в них понеслись юркие ястребиные корабли, чтобы очистить фарватер от рыбачьих лодок и купеческих судов. Когда эскадра вышла из ворот Лотерна, капитаны дали полный ход и орлиный флагман заплясал на волнах. Над головой ярко сверкало солнце, блестели голубые воды, и какое-то время Каратриль просто стоял у борта и наслаждался красотой Ултуана. Он с радостью позволил всем горестям и тревогам раствориться в переливах воды и солнца.

Ночью они убрали часть парусов, и в середине следующего утра на горизонте уже показался остров Пламени. Хотя Каратриль проплывал его много раз на пути в Сафери, Котик и Ивресс, храм Азуриана не переставал поражать его. На мощенном мрамором дворе посреди заросшей травой равнины вздымалась огромная белая пирамида.

Стены храма горели отраженным солнечным светом, заливая траву и воду своим величием. По берегам острова протянулись пляжи с белым песком и длинными пирсами. У них уже стояло четыре судна; кто-то из князей их опередил.

За день до назначенного отъезда в Тор Анрок Король-Феникс пригласил князя Нагарита в тронный зал. Малекит тут же откликнулся на зов — привыкший к придворным интригам, он с нетерпением ждал, что скажет ему король.

— Я тщательно обдумал твои слова, — заявил Бел Шанаар.

— Рад слышать это, — ответил Малекит.

— Войну против культа, как ты и хотел, поведет единая армия, собранная со всех княжеств.

— Очень рад, что вы согласились с моими доводами. — Малекит недоумевал, зачем Бел Шанаар сообщает ему то, что и так известно.

— Я также много размышлял о том, кто больше всех достоин возглавить такую армию, — продолжал Бел Шанаар, и сердце князя забилось в предвкушении.

— Почту за честь, — ответил он.

Бел Шанаар открыл было рот, но передумал, а его лоб прорезали морщины.

— Ты не понял меня, — после паузы произнес король. — Я собираюсь назначить главнокомандующим Имрика.

На некоторое время Малекит потерял дар речи.

— Имрика? — наконец выдавил он.

— А почему нет? — ответил король. — Он прекрасный полководец, а Каледор сейчас одно из самых стабильных княжеств. Имрик пользуется уважением других князей. Я считаю, что это хороший выбор.

— И зачем ты мне это говоришь? — отрезал Малекит. — Или ты решил посмеяться надо мной?

— Посмеяться? — недоуменно переспросил Бел Шанаар. — Я сообщаю тебе о своем выборе, чтобы ты поддержал меня на совете. Я знаю, что ты пользуешься немалым влиянием, и твое слово станет решающим доводом в пользу Имрика.

— Так ты предпочтешь внука Каледора сыну Аэнариона? — спросил Малекит. — Разве не я во главе армий создавал по всему миру новые владения? Даже если забыть о родословной, разве мои свершения не ставят меня выше прочих?

— Мне очень жаль, что ты так воспринимаешь мое решение, Малекит. — Бел Шанаар не выказывал раскаяния. — Совет подчинится моему выбору, и тебе лучше поддержать меня.

И тут Малекит окончательно потерял самообладание.

— Поддержать тебя? — прорычал он. — Охотник не поддерживает свою собаку! И хозяин не поддерживает своего слугу!

— Следи за словами, Малекит, — предупредил Король-Феникс. — Помни, к кому ты обращаешься!

Князь Нагарита сумел справиться со своей досадой и прикусил язык.

— Думаю, ты понял, что я не согласен, — с усилием выдавил он. — Я прошу тебя пересмотреть свое решение.

— Ты можешь высказать свое мнение на совете, — ответил Бел Шанаар. — Ты имеешь право оспаривать назначение Имрика и предложить на его место себя. Пусть решают князья.

Без единого слова Малекит напряженно поклонился и вышел в безмолвной ярости. Он не вернулся в свои покои, но направился к тому крылу дворца, где содержалась его мать. Не обращая внимания на стражу у ее дверей, князь постучался и вошел.

Покои пленницы отличались изысканной мебелью и роскошными гобеленами на стенах. Даже в заключении мать не потеряла вкуса к прекрасному и за проведенные во дворце годы сумела собрать впечатляющую коллекцию произведений искусства. Но она терялась на фоне выгравированных на стенах серебряных рун: защитные символы не давали ветрам магии залетать в покои и блокировали волшебную силу Морати. Бел Шанаар лично настоял на этих мерах предосторожности.