– Э-ге-гей! – вскричал я.

– Сам ты гей, – обиделось эхо.

– Заткнись! Какое противное эхо – весь мир пропал, а оно нет.

– Кого нет? – переспросило эхо. – И чего это ты орешь, привязал сильно? Так и скажи...

– Жалко, что ты слепое, эхо...

– И совсем не слепое. Я и одним глазом все вижу.

– А двумя в два раза больше видел бы, – промурлыкал голос за моим левым плечом.

Но эхо этого голоса не услышало. Оно продолжало ворчливо расуждать о природе оптических явлений. Как будто это теперь, когда мир исчез, имеет какое-то значение.

Может, эхо или голос знает, кто я. Спросить, что ли?

– Я человек?

– Ты преступник, – сообщило эхо. «Темнит», – понял я. Преступником может быть и бабочка. Как бы это похитрее выведать?

Что-то зачесалось плечо. Я пошевелил им. Что это такое шероховатое? Крылья?! Выходит, я бабочка...

– Чего замолчал? – поинтересовалось эхо и хлопнуло меня по груди.

– Задумался, – машинально ответил я, размышляя: откуда у эха руки?

Может, какая мутация? В нашу милую беседу вмешался посторонний шум, какие-то голоса.

– Почему на нем мешок? – гневно выкрикнул мужской голос.

– Так перед казнью... – начало оправдываться эхо.

– Снять немедленно! – повелел голос.

– Так ему, – поддакнули из-за правого плеча.

– Промеж рогов, – добавили слева. Почему столько голосов? Какой мешок?

Вопрос о мешке отпал, как только что-то грубое скользнуло по моему лицу, дернув волосы и добавив зловонных ароматов.

Оказывается, вокруг не пустота. Скользнув взглядом по фигурам напротив, щурюсь и опускаю взгляд ниже. Ноги, туловище, разбросанные в стороны руки, лица не видно, но и так ясно, что я не бабочка.

– Человек! – обрадованно кричу я.

– Вот так всегда, – ворчит одноглазое эхо, одетое в черные шаровары, красный фартук и черный же колпак, лихо сдвинутый на затылок. – Если я палач, то и обзываться можно, а как только кто другой, так сразу человек.

– Заткнись, – одновременно взревели мы с молодым, богато одетым посетителем.

Еще один гость все так же безучастно продолжал стоять в темном углу. Опущенный капюшон скрывает лицо, свободный покрой плаща прекрасно маскирует фигуру – не определишь, кто перед тобой.

Присмотревшись к лицу молодого человека, я с удивлением заметил, что он из моего сна. Тьфу ты! Из сна той бабочки, которая снилась мне... или которой снилось, что я – это она, или... совсем запутался. Вот что бывает, когда заканчиваются сны.

– Софон? – удивленно спросил я.

– Прогуляйся до сторожки, – посоветовал чародей палачу.

– Я только царю-батюшке подчиняюсь. – Мастер клещей и костедробилок гордо выпятил грудь.

– Считаю до трех, – предупредил Софон. – Раз... на счет три превращу в крысу... два... три.

Последней цифры палач не услышал, его уже не было в помещении.

– Может, ты объяснишь мне, что я здесь делаю? – попросил я гостя, пытаясь переварить нахлынувшие воспоминания.

– А со мной даже не поздороваешься? – сбрасывая с головы капюшон, поинтересовалась ведьма.

– Привет, Кэт!

Она кинулась ко мне и расцеловала.

Софон тем временем ослабил веревочные петли и освободил мои руки. А затем и ноги.

Пожав молодому чародею руку, я повторил свой вопрос:

– Так скажет кто-нибудь мне, что я делаю в этом подозрительном подвале?

– Когда я увидел, как вы сцепились, – начал повествование чародей, – у меня все внутри похолодело. Но у Чуда-Юда такой магический щит, что мои заклинания отлетали, словно вишневые косточки от доспехов дружинника. А потом он пустил в ход клыки, и вы рухнули с коней. Я и предположить не мог, что можно таким способом пробить его защиту. Принято, сражаясь с любым из чудищ-юдищ, следовать установленным канонам: умерщвлять посредством поочередного отсечения голов, предварительно отрубив огненный палец. Но никто и предположить не мог, что можно пробиться до его сердца.

– Так я все-таки его убил?

– Да.

– Это хорошо.

– Все думали, сейчас он встанет, – продолжал Coфон. – Когда вы упали, все замерли. А потом армия Кощеева бросилась в атаку, наши тоже. И тут...

– Все буквально попадали, – восторженно добавила колорита повествованию ведьма. – Сама я, правда, не видела – очевидцы рассказывали.

– Грохот, пламя, визг чудища... и тишина. Как вдруг...

– Это я придумал, – похвастался голос из тени.

– ...тело Чуда-Юда откатывается в сторону, а в груди вот такая дыра. – Для наглядности чародей изобразил предполагаемый размер руками. Вышло отверстие сантиметров пятнадцать в диаметре. – И тут твое тело воспарило.

– Что сделало? – не понял я.

– Воспарило, – подтвердил Софон. – И, помахав рукой, опустилось на спину коня.

– Сделать всем ручкой – это была моя идея, – признался слышимый лишь мною Гнусик. Присутствующие здесь, конечно, в магии рубят, но вот Троих-из-Тени они почему-то не засекают. Проверено.

– А ты не помнишь?

– Тожбо и воно, – на «рiднi мовi» ответил я. – Помню – дрались с Чудом-Юдом, дальше – ничего не помню. Пустота. Ну да это ладно... Дальше-то что было?

– Сеча жестокая, но у воинства Кощеева с гибелью предводителя боевой дух сильно упал. Сражались больше от страха, чем за победу. А уж как наше ополчение их конницу окружило и почти всю уничтожило, не больше сотни прорвалось, тут они и бросились бежать. Многих в плен взяли... Тебя вместе с армейским обозом на телеге в столицу отправили. Фельдшера воевода личного прислал. Сам проведывал – о здоровье беспокоился. Обещал всех наградить... а оно вон как все повернулось.

Кэт вздохнула. Софон взял в руки приспособление для отрезания пальцев, выполненное в виде карманной гильотины. Вот для этой вещицы можно найти применение в мирных целях – сигарам кончики откусывать.

– Рассказывайте дальше, – попросил я.

Софон засопел, бросил гильотинку и выпалил на одном дыхании:

– Нам по золотому выдали да пир закатили. А тебя в темницу. Как царева преступника, замышлявшего супротив царя-батюшки козни и дела злые.

– А Аленка?

– Не знаю. Доставила ее во дворец, а сама к вам. На полпути встретила.

– Ты можешь найти ее? Сказать, что...

– Я замялся, не зная как это выразить словами.

– Лучше ты сам скажешь. Собственно, мы за этим сюда и пришли.

– Как так?