— Но если ты сейчас здесь, это значит, что Петруха всё-таки до тебя доехал? — осторожно спрашивает Даня.

Я не знаю.

Лишь чувствую, как мои казавшиеся надёжными ворота покрываются трещинами.

* * *

В дверь стучат. Тихо и деликатно, но для меня этого достаточно, чтобы встрепенуться, поджать под себя ноги и в ужасе уставиться на покрытое скукожившимся дерматином полотно.

— Ась, это я, — слышу приглушённый Сонькин голос, со стоном выдыхаю, поднимаюсь и кручу замок.

Лампочка на лестничной клетке, слишком яркая для привыкших к темноте глаз, заставляет болезненно зажмуриться, но Сонька тут же, переложив горшок с фикусом в одну руку, прижимает меня к себе.

— Привет, — шепчет в ухо. — Мы привезли вещи.

Матвей протискивается мимо нас в квартиру, ставит две челночные клетчатые сумки в конец коридора и, утешительно ущипнув меня за щёку, снова выходит на лестницу.

— Я подожду в машине.

Щёлкаю замком и несколько раз дёргаю за ручку, чтобы удостовериться, что дверь заперта, а я в безопасности, и только потом опять сажусь на бесформенный ком из собственной куртки на полу.

— Как всё прошло? — спрашиваю, доставая из пачки очередную сигарету.

Неделю назад, когда я некрасиво отправила Никиту в пешее эротическое на глазах у его друзей, я не думала о последствиях. Тогда мне хотелось просто уйти и разорвать этот порочный круг токсичных отношений, отмыться от впитавшегося в кожу разочарования, сцедить бегущее по венам чувство вины. Однако Никита не спешил одарить мой кунштюк аплодисментами, зато той же ночью оказался под дверью Сонькиной квартиры, пьяный и злой. Рвал кнопку звонка и требовал выдать ему меня до тех пор, пока Сонька не заорала, что лучше бы ему убраться прямо сейчас, потому что она уже вызвала ментов.

А следующие дни превратились в ад.

Мне пришлось удалиться из всех социальных сетей, потому что Никита слал длинные сообщения, в которых ласковые просьбы встретиться и поговорить блестяще переплетались с угрозами пообщаться против моей воли, и теперь его старое классическое «Надень шапку, а то уебу», когда — то казавшееся мне смешным и романтичным проявлением заботы, заиграло новыми красками и стало вызывать отчётливую тревогу.

Я засиживалась в офисе допоздна, а потом сбегала через пожарный выход, потому что сквозь широкие пластиковые жалюзи видела, как около шести вечера у входа в здание появлялся Никита — иногда с букетом чайных роз, иногда с перекошенным лицом — и долго топтался на месте, стуча носками ботинок по бордюру.

А как-то утром мне чудом удалось заскочить обратно в подъезд и захлопнуть за собой дверь, потому что Никита решил поймать меня в самом сонном и беззащитном состоянии по пути на работу, и я благодарила мироздание, что он не знает код от домофона, дрожала всем телом и умоляла его оставить меня в покое.

Мне было страшно. Даже страшнее, чем достать из внутреннего кармана сумки ключи от отцовской квартиры и спрятаться там, в самом жутком месте на свете, адрес которого Никита не знал.

— Они разговаривали на кухне, пока я собирала вещи, — отвечает Сонька, смело садясь на грязный пол в коридоре и ставя горшок с фикусом рядом. — Не знаю, что Матвей ему сказал, но если сработает, я впечатлюсь и попрошусь замуж.

— И почему я раньше не поняла, что Никита — зло? — выдыхаю я вместе с сизым дымом и беспомощно упираюсь затылком в стену.

— А надо было слушать старую мудрую женщину, — говорит Сонька, вытаскивая из моей пачки сигарету для себя.

— Вообще-то, ты младше меня на месяц.

— Это не так работает, — утверждает короткий, но яркий огонёк зажигалки, на секунду разорвавший темноту коридора. — Некоторые вещи можно увидеть только со стороны, когда твой взор не застилают любовь и морковь. Тогда не ищешь оправдания недостаткам и сразу понимаешь, что если у человека любимая книга — «Мастер и Маргарита», то с вероятностью восемьдесят семь процентов он ничего не читал после школы, а это явно не твой уровень. Ну, это так, по мелочам…

— Торжественно обещаю в будущем рассказывать тебе все подробности своей личной жизни, чтобы услышать твоё экспертное мнение. Если она когда-нибудь случится, эта личная жизнь…

— Случится, конечно. Но ты сначала… — Сонька оглядывается, — прибралась бы, что ли. Проветрить надо, тут воняет, шо пипец.

— Я боюсь, — признаюсь, покусав губу. — Этой квартиры боюсь. И всего, что в ней было, даже свет до сих пор включить не могу.

— Было да прошло, — уверенно отрезает Сонька. — И не вернётся. Это всего лишь бетонные стены с кучей хлама, от которого очень легко избавиться. Но это твои личные бетонные стены.

Она заглядывает в освещённую лишь отблесками уличных фонарей гостиную, оценивает частично отклеившиеся обои, пропитанный многолетней пылью ковёр, покосившуюся советскую стенку и кивает самой себе.

— Знаешь же традицию пускать кошку первой в новый дом? У нас кошки нет, затооо…

Сонька ставит горшок с фикусом перед дверью в гостиную, а потом медленно, аккуратно, двумя пальцами передвигает его через порожек.

— Ну вот, — радуется она. — Уже энергетика другая, чувствуешь?

Нет, не чувствую. Я по-прежнему вижу багряные следы на этих стенах, а картонные двери зияют дырами на месте выбитых стёкол. Но старая мудрая женщина права: мне нужен дом, мой собственный дом, где я смогу стереть прошлое и обрести себя заново. Цельную — насколько это возможно.

— Наверное, — всё-таки улыбаюсь я, впервые стряхнув пепел не на пол, а в пустую пачку из — под сигарет. Будто больше мне не всё равно.

— И бросай курить, у тебя совсем не получается делать это дозированно и со вкусом, — напутствует Сонька, совершенно не стесняясь того, что сама сейчас дымит в покрытый паутиной потолок. — Вечно доводишь всё до крайности, скоро будешь кашлять, как туберкулёзник. А ещё начни уже нормально есть, ты похожа на скелет. И сиськи обратно отрасти.

— Отсыплешь?

— Да пожалуйста, с удовольствием! Макарошек тебе отварю, — хихикает Сонька.

И я снова улыбаюсь. Искренне улыбаюсь.

Хотя ещё не знаю, что Никита меня больше никогда не побеспокоит, Сонька выйдет замуж за Матвея, а я превращу эту квартиру в дом, и на то страшное место в коридоре, где я долго просидела в темноте на комке своей куртки, я поставлю велосипед.

_____

[1] «Пирсон-Спектр-Литт» — название юридической компании из американского сериала «Форс-мажоры».

— У меня такие новости! — сообщает телефонная трубка голосом Вари. — Ты не поверишь!