Нет, конечно, нет. У них не было угля, а денег из Экебю, чтобы нанять угольщиков и грузчиков, они так и не получили. Завод не работал всю зиму.

И вот Йеста снова едет на юг. Он отправляется в Хон, на восточный берег Левена, оттуда в Левстафорс, в Дремучий лес, но и там дела обстоят не лучше. Железа нет нигде, и оказывается, что в этом виноваты одни лишь кавалеры.

Йеста возвращается в Экебю, и кавалеры с мрачным видом осматривают остатки железа, хранившиеся на складе в Экебю, — какие-то пятьдесят с лишним шеппундов. Не до веселья теперь, им кажется, будто вся природа насмехается над Экебю, земля содрогается от рыданий, что деревья гневно машут ветвями, а травы и цветы оплакивают его былую славу.

* * *

Но к чему столько слов, стоит ли недоумевать и восклицать без конца? Вот оно, железо из Экебю.

Вот оно, железо, погруженное на баржи у берега Кларэльвен, готовые отплыть вниз по реке в Карлстад, где его взвесят и отправят на грузовом судне по Венерну в Гетеборг. Честь Экебю спасена.

Неужто это возможно? Ведь в Экебю не более пятидесяти шеппундов железа, а на остальных заводах его вовсе нет.

Неужто в самом деле доверху нагруженные баржи повезут целые груды железа в Карлстад? Да, спросите об этом самих кавалеров.

Кавалеры стоят на борту тяжелых, неуклюжих баржей, они сами повезут железо из Экебю в Гетеборг. Ни простому барочнику, никому другому на свете не доверят они его. Кавалеры прихватили с собой бутылки и корзины с провизией, валторны и скрипки, ружья, рыболовные снасти и игральные карты. Они сделают все ради драгоценного груза, не оставят его без присмотра ни на минуту, покуда оно не будет разгружено на гетеборгской набережной. Они сами будут грузить и разгружать, сами управлять парусом и рулем. Им одним такое дело по плечу. Разве есть хоть одна песчаная отмель в Кларэльвен или риф в Венерне, который бы они не знали? Разве руль и тали не так же послушны их рукам, как смычок и вожжи?

Это железо на баржах дороже им сейчас всего на свете. Они обходятся с ним как с самым хрупким стеклом, бережно прикрывают его брезентом. Ни одна поковка не должна оставаться под открытым небом. Эти тяжелые серые железные прутья должны вернуть Экебю его былую славу. Нужно уберечь их от чужого глаза. О Экебю, милый сердцу край, да будет вечно сиять слава твоя!

Ни один из кавалеров не остался дома. Дядюшка Эберхард оторвался от письменного стола, а кузен Кристофер покинул свое постоянное место в углу подле камина. Даже кроткий Левенборг не отстал от остальных. Никто не должен оставаться в стороне, когда на карту поставлена честь Экебю.

Однако Левенборгу вредно смотреть на Кларэльвен. Он не видел ее тридцать семь лет и столько же времени не плавал ни на одном судне. Ему ненавистны блестящая гладь озер и серые воды рек. Слишком мрачные воспоминания будят они в нем, и потому он старается держаться от них подальше. Но сегодня он не может остаться дома. Он должен вместе со всеми спасать часть Экебю.

Дело в том, что тридцать семь лет назад невеста Левенборга утонула в Кларэльвен у него на глазах, и с тех пор рассудок у бедняги помутился.

Он стоит и смотрит на воду, а в его дряхлом мозгу мысли путаются все сильнее и сильнее. Серая струящаяся река, подернутая серебристой рябью, — не что иное, как огромная змея с серебряной чешуей, караулящая жертву. Желтые высокие песчаные берега, меж которыми река прорезала свое русло, это стены западни, а на дне притаилась змея. Широкая проселочная дорога, проделавшая дыру в этой стене и спускающаяся сквозь толщу песка к причалу, где стоят баржи, это вход в страшную пещеру смерти.

Маленькие голубые глазки тщедушного старика пристально глядят на воду. Его длинные седые волосы развеваются на ветру, а лицо, обычно окрашенное легким румянцем, побелело от ужаса. От твердо уверен в том, что сейчас на дороге покажется человек и бросится в раскрытую змеиную пасть.

Кавалеры уже собрались отчаливать и взялись за длинные шесты, чтобы оттолкнуться от берега и вывести баржи на середину реки, где их подхватит течение, но тут раздается крик Левенборга:

— Остановитесь, говорю вам, ради Бога, остановитесь!

Его охватывает беспокойство оттого, что баржа начинает покачиваться, но поднятые шесты невольно останавливаются в воздухе.

А он, донимая, что река караулит добычу, что кто-то непременно должен сейчас появиться и броситься в нее, указывает предостерегающим жестом на дорогу, словно видит там кого-то.

И тут случилось совпадение, какие, как известно, нередко бывают в жизни. Тому, кто еще не утратил способность удивляться, может показаться невероятным, что паромы кавалеров стояли на причале возле переправы через Кларэльвен как раз в то утро, в канун которого молодая графиня начала свое странствие на восток. Но было бы еще удивительнее, если бы молодой женщине никто не помог в беде. Случилось так, что она, проблуждав всю ночь, вышла на дорогу, ведущую к переправе, как раз в тот момент, когда кавалеры собирались отчаливать, и они замерли на месте, глядя на нее, покуда она разговаривала с перевозчиком. На ней было платье крестьянки, и они не узнали ее. И все же они стояли и смотрели на нее, смутно угадывая в ее облике что-то знакомое. Пока она стояла и разговаривала с перевозчиком, на дороге показалось облако пыли, а из облака вскоре вынырнула большая желтая коляска. Молодая графиня поняла, что коляска эта из Борга, что ее ищут и что сейчас ее настигнут. Она поняла, что теперь ей в лодке перевозчика от них не спастись, единственным местом, где она могла укрыться, была баржа кавалеров. Она бросилась к ним, не видя, что это были за люди. Ее счастье, что она не узнала их, иначе она предпочла бы броситься под копыта лошадям, а не искать у них спасения.

Она вбежала на борт с криком:

— Спрячьте меня! Спрячьте меня!

Тут она споткнулась о железные прутья и упала. Кавалеры принялись ее успокаивать. Они поспешили оттолкнуться от берега, паром вышел на середину реки и поплыл к Карлстаду как раз в тот момент, когда коляска подкатила к переправе.

В коляске сидели граф Хенрик и графиня Мэрта. Граф спрыгнул с подножки и подбежал к перевозчику, чтобы спросить, не видел ли тот молодую графиню. Однако графу было несколько неловко расспрашивать про сбежавшую жену, он лишь спросил:

— У нас кое-что пропало!

— Вот как, — сказал перевозчик.

— У нас кое-что пропало. Не видели ли вы кое-что?

— О чем это вы спрашиваете?

— Неважно о чем, говорю же, у нас кое-что пропало. Вы ничего не перевозили сегодня через реку?

Таким образом, он ничего разузнать не мог, и графине Мэрте пришлось самой разговаривать с перевозчиком. Не прошло и минуты, как она узнала, что та, кого они искали, находилась на одной из барж, медленно скользивших по течению.

— А что там за люди на баржах?

— Да это кавалеры, как мы их зовем.

— Ах! — воскликнула графиня. — Тогда, Хенрик, твоя жена в надежных руках. И мы можем спокойно вернуться домой.