Честно говоря, я удивился, не ожидая такого «предательства» от Пророка. Я представлял его кем-то вроде странствующего святого и любящего всех вокруг. Может быть потому его слова для меня прозвучали настоящей ересью.

– А вы разве не должны помогать всем, кто вас об этом просит? – с нескрываемым возмущением, спросил я.

– С чего это вдруг? Если ты считаешь, что я кому-то что-то должен, тебе здесь не место. Значит ты еще не дорос до моей информации …

Я замялся, чувствуя, что нужно срочно менять тактику. Еще чуть-чуть, и Пророк попросит меня уйти.

– Просто… я думал, что такие люди как вы, умеете любить всех…

Пророк от моих слов застыл с ложкой у открытого рта, чтобы затем рассмеяться в полный голос.

– Слушай, если ты к Иисусу пришел, то он в другом баре сидит. Ты видимо адреса перепутал. Не надо относиться ко мне как к святому, только лишь из-за моих необычных способностей, которыми я обладал при жизни. Я человек, такой же как и ты. И я могу хотеть чего-то, а чего-то могу не хотеть – в этом смысле я остался все таким же живым, как и прежде. – Он протяжно выдохнул, последний раз хмыкнул, и сказал, – Ладно, давай, колись, чего пришел? Ведь в здешнем Мире не так-то просто добраться до другого человека, и если ты здесь, значит это тебе действительно нужно.

И выжидающе уставился на меня.

Пока я лазил в карман, со стола успели исчезнуть пустая тарелка и фужер.

– Мне большую кружку черного чая с тремя ложками сахара и лимоном. Хотя лучше дольки лимона принесите на блюдце, – сказал Пророк, уставившись в воздух, затем повернувшись ко мне, спросил, – А ты что будешь?

Сначала я хотел совсем отказаться, но вспомнив, что соскучился по вкусам, попросил принести темное нефильтрованное пиво и копченый сыр. Пророк поблагодарил «воздух», который тут же зашагал в сторону кухни.

– Ну так? Зачем я тебе?

Выложив на стол застывшие часы, я подвинул их поближе к Пророку, но он к ним даже не прикоснулся, лишь привычно скользнув взглядом.

– И? Я как-то должен на них реагировать? Часы, как часы. Стрелки не идут…

– Я вытянул их из своего воображения. Они должны помочь мне разобраться в себе, вернуть прошлое и указать в какую сторону идти дальше. Они – ключ от двери. Мне пришлось пройти огромный путь, чтобы эта вещица находилась сейчас здесь… – Я очень ценил их, хотя бы потому, что они были частью меня самого, и именно в них крылась разгадка моей жизни. Хотя я и старался изо всех сил донести до Пророка важность этой вещицы, он, судя по выражению лица, даже не пытался проникнуться моими чувствами.

– Время остановилось…. Прошлого у тебя нет… И что тут сложного?! Ты аж трепещешь от созерцания безделушки, и этим только мешаешь себе понять ее смысл. Если ты говоришь, что проделал огромный путь лишь бы добыть эту подсказку, то могу тебя расстроить – ты потратил время зря. Хотя ты все равно наверняка не знаешь, что значит «тратить время».

– Почему вы так говорите? – возмутился я.

– Почему? Потому что с таким трудом добытая подсказка не имеет смысла в Этом Мире. Потому что Этот Мир и есть одна сплошная подсказка (конечно, если захотеть видеть). Подобных вещей, подсказывающих вектор движения – прорва!

– Я не понимаю…

– Ну, посуди сам. Если тебе нужно найти свое прошлое, чтобы разгадать суть времени, то зачем тебе какие-то дополнительные средства? Этот Мир полностью состоит из искаженного прошлого.

– Все равно не понимаю…

– Да потому что не хочешь понять! Ну, например, просто оглядись вокруг… Что это за место? Что оно тебе напоминает?

Я сделал, как сказал Пророк.

– Ну, здесь особой загадки нет, – недоуменно пожал я плечами. – Это кафе, о котором мне рассказывал Старьевщик. Здесь… точнее в земном прототипе этого места, состоялась вторая, если считать случай с автобусом, ваша встреча с ним.

– А что я ел? Помнишь?

– Водку закусывали борщом… Мне это почему-то хорошо запомнилось из рассказа Старьевщика.

– А как я выглядел? – продолжал наводить он меня на мысль, и кажется, у него это получалось.

– Так же, как выглядите сейчас?

– Ну-у, еще не понял? Ты встретил меня именно таким и в этих условиях, потому что именно ты решаешь как Твой Мир выглядит. Рассказ Старьевщика стал частью тебя самого, твоего прошлого, поэтому ты и видишь меня именно таким, каким хочешь видеть… смотришь как бы через призму… И точно так же все остальные люди, здания, события – все они полностью сформированы прожитым опытом. Открой глаза и все изменится!

От его слов у меня почему-то опять разболелась голова. «Опять прошлое лезет наружу» – не успел подумать, как мир вокруг стал преображаться.

Сначала я решил, что мне просто показалось. Всего лишь какое-то мельтешение слева, но повернув голову, ничего особенного не заметил…

– Мы сидим именно в этом кафе только лишь потому, что оно объединяет меня с тобой через рассказ Старьевщика. Это место всего лишь символ встречи со мной. Если ты это поймешь, тогда сделаешь огромное открытие…

Мельтешение повторилось, только уже с двух сторон. На этот раз я успел уловить, как бутылка с вином на соседнем столе передвинулась на какой-то сантиметр, и кажется поменялся оттенок этикетки.

Зал наполнился движением, стал трансформироваться – предметы, столы и стулья, лампы – вся обстановка менялась множество раз. Казалось, кто-то хотел подобрать новый интерьер, ускоренно прокручивая вперед и назад пленку.

И еще люди… они появлялись на мгновения, чтобы вновь раствориться в пространстве – официанты, мужчины и женщины. Свет в лампах мигал вразнобой, словно светомузыка в такт джазовой мелодии.

Мне хотелось протереть глаза и встряхнуть голову, чтобы творящийся вокруг сумбур наконец-то прошел.

– Твой мозг… или где там у тебя храниться память… пытается создать привычную картину, хаотично подбирая знакомые образы… – сказал Пророк. Его лицо, одежда и тело тоже менялись с сумасшедшей скоростью, будто кто-то составлял фоторобот… и этот кто-то – я сам. – Сейчас возможны два варианта. Первый – ты подстраиваешь мир под себя. И второй – ты наконец-таки видишь и принимаешь его таким, каков он есть на самом деле, с минимальным количеством собственных вкраплений в него .

А звуки… тысячи шумов смешивались в единый гомон, давящий на мысли тяжестью тысячи тонн… Мне хотелось кричать. Боль с силой навалилась на голову, норовя раздавать череп, словно спелую ягоду. Я не справился, закрыв глаза и уши, я погрузился в пустоту.

Пустота была идеальной. Из самой глубокой, самой непроглядной части этой пустоты, откуда никто не способен выбраться, доносилось то самое мерное «тиканье» неизвестного механизма. И я чувствовал, как биение моего живого сердца старается подстроиться под манящий звук… Мне показалось, что я начинаю спускаться все глубже в пустоту… Боль отступила.

Лишь почувствовав прикосновение к руке, я открыл глаза.