Старые телевизоры часто являются причиной пожаров. Такой пожар почти наверняка не вызовет подозрений.

Да. Великолепно!

— Вижу, вы улыбаетесь? Понравилось?

— Понравилось. Даже очень!

Она посмотрела на часы.

— Мне нужно идти — уже опаздываю на следующую встречу. Я оставлю вам визитку. Вдруг захотите взглянуть еще раз?

Он взял карточку и бросил быстрый взгляд на имя. Сильвия Янг.

— Спасибо, Сильвия. Если вы не против, я быстренько заскочу в уборную.

— Конечно.

Он рванул в туалет, запер на задвижку дверь, после чего обратил все свое внимание на окно. Оно было снабжено ржавой ручкой, но не замком. Он улыбнулся. Как просто!

Дабы замаскировать звук, Брайс дернул за цепочку слива. Потом дернул ручку. С первой попытки та не поддалась — сильно проржавела, — но со второй все же выскочила из штифта. Он толкнул от себя оконную раму — та даже не пошевелилась. Попробовал еще раз и еще — и она в итоге открылась. Паучок сбежал вниз по паутине и исчез из вида. Брайс выглянул в переулок, о котором говорила дамочка из агентства. Ни души. Он прикрыл окно, но запирать не стал.

Вечером, под прикрытием темноты, пробраться внутрь с улицы труда не составит.

Брайс не спеша прошел по квартире к входной двери, у которой, уже с некоторым нетерпением, его ждала риелторша.

— Да, потенциал у этого местечка, несомненно, имеется, — сказал он.

— Так и есть. Ему нужен тот, кто точно знает, чего хочет.

— Я знаю, — ответил он. — Еще как знаю!

— Не сомневаюсь.

— Это квартира мне определенно подходит.

Понедельник, 4 ноября

С Норманом она чувствовала себя в полной безопасности. Любила свернуться рядом в комочек — вбирать тепло большого, полного тела и вдыхать запах трубочного табака, которым все еще отдавало его дыхание. Этот запах напоминал ей об отце, который умер двадцать с лишним лет назад, когда она была еще совсем девчонкой. Она редко видела отца без трубки в руке или во рту. Он то и дело чистил ее, наполнял, вбивал внутрь табак, поджигал, затягивался и выпускал голубые клубы приятно пахнущего дыма, которые медленно плыли по комнате в ее направлении.

После стольких лет, в течение которых она ухаживала за постоянно больной матерью, она и подумать не могла, что в один прекрасный день в кого-то влюбится и начнет совершенно новую жизнь. Но именно так она сейчас себя и ощущала, лежа в объятиях Нормана Поттинга и чувствуя животом его утреннюю эрекцию.

— Мне нужно идти, малыш, — прошептала она.

Он перекатился на бок и посмотрел на радиочасы:

— Летучка только в полдевятого! У нас еще два часа в запасе. И я, знаешь ли, еще не до конца утолил свое желание. Как насчет небольшого понедельничного перепихона?

— Мне нужно выйти пораньше. — Она поцеловала его в лоб. — Насчет этого есть какая-то безобразная шутка. Как кто-то делает заказ в ресторане?..

— Это про парня, который заказывает трах по-скорому, а официантка отвечает — мол, по-скорому кончились, остались только двойные?

Белла прыснула.

— Мне правда надо идти. И не на совещании к шефу. Мне нужно быть в Брайтоне, инструктировать констеблей.

Она выбралась из постели.

— Вернись, я уже скучаю!

— И я тоже. — Она послала ему воздушный поцелуй.

Боже, жила и не понимала. Столько лет вместе работали, и ничего, кроме отвращения к этому мужчине, никогда не испытывала. Слушала его тупые шутки, похвальбу о любовных победах — ей и в голову не могло прийти, что она сможет в него влюбиться.

Но постепенно неприязнь сменилась жалостью. А потом — целым набором других, самых разных чувств. В душе он был хорошим человеком, вот только детство досталось дерьмовое. Чем-то напоминающее ее собственное — после смерти отца. И в конечном счете она поняла: они оба ищут одно и то же, хотя и в разных направлениях. Ищут любовь. Даже сейчас она не могла бы объяснить, как это случилось. Но разве не говорят люди, что иногда тянет на противоположное?

А может быть, думала она, стоя под душем и почти сожалея о том, что смывает с себя его запах, тянет на что-то другое. Она отдала службе в полиции пятнадцать лет. Пятнадцать лет видела самые худшие стороны человеческой жизни. Как ни раздражал ее Норман Поттинг, со временем она разглядела в нем достойного человека, хорошего человека в прогнившем мире.

А потом у него диагностировали рак простаты.

Как же он перепугался! А она поймала себя на том, что до ужаса боится потерять его. Конечно, у них была приличная разница в возрасте, но в душе он оставался большим ребенком. С ним она чувствовала себя в безопасности. Но под его грубоватой наружностью скрывалось нечто глубоко нежное и ранимое, нечто такое, отчего ей хотелось обнять его и взять под свою защиту.

Прошлой ночью, после того как он уснул в ее объятиях, она, как это случалось часто, молилась. Просила Господа помочь Норману в борьбе с раком, сделать так, чтобы он не утратил то, что так боялся потерять: пружинку в штанах.

Белла и сама не хотела, чтобы он ее потерял. За всю жизнь у нее было не так уж много любовников, но с Норманом никто из них и рядом не стоял. Он умел завести ее так, как это не удавалось никому прежде. И он получал от этого истинное удовольствие. Был нежен. Очень нежен. Коллеги списывали его со счетов, называли дедулей, динозавром, говорили, что его срок годности давно прошел. Они ошибались.

Он был в самой силе. И она твердо решила, что не позволит никому и никогда вытирать о него ноги. Поэтому ей так нравился Рой Грейс. В отличие от многих других, он понималНормана. Видел в нем хорошее. Может, со временем, думала она, ей удастся его изменить. Убедить не валять дурака, как это было в субботу на свадьбе. Все идет от неуверенности и только. Если ей удастся вселить в него эту уверенность, то, может быть, он смягчится и изменится.

Она вышла из душа, завернувшись в два полотенца, и увидела, что он уже снова уснул. Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Я люблю тебя. Очень-очень люблю.

Он пукнул.

Понедельник, 4 ноября

Пожар в здании — это обязательно отвратительный, ядовитый и совершенно характерный запах, подумала Белла. Вроде того, что она чувствовала сейчас, без четверти восемь утра, ведя «мини» по дороге в Брайтон из Писхейвена, где жил Норман. Запах усиливался с каждой секундой.

Едкая вонь от горящей краски, пластика, дерева, резины, бумаги. Запах, пропитанный печалью и трагедией. Любой сгоревший дом означает утрату столь многого для его обитателей. Фотографии, воспоминания, имущество. Все уходит безвозвратно. Как это только что произошло с семьей Рэд Уэствуд.