– Почему – про всех! – возмутилась Юля. – Вы видите мою жизнь? Он же мне слово не дает сказать. Я хотела только рассказать про своего дядю, какой это был смелый человек – дядя Муня. Он всю жизнь работал буфетчиком на Казатинском вокзале. Вы знаете Казатин? Это узловая станция между Киевом и Винницей… Так я с детства все лето проводила у дяди в Казатине. У него был дом на пять комнат и большущий сад, а жили они вдвоем с тетей, и детей у них не было. Так они меня любили, как дочь. И я всегда помогала дяде в буфете, там – стаканы насухо вытереть, посуду со столов убрать. И даже уже взрослой девушкой я у них летом месяцами жила… И тогда было лето, поздно, вечер. И мы с дядей Муней собрались уже закрывать, вдруг он глянул в окно и говорит мне: «Погоди, Юленька…»

И входят эти двое. И сразу видно: один конвойный, солдат, а другого ведут. И этот другой – мужчина лет так тридцати, но как юноша – тонкий, ладный такой, подвижный. И улыбается… И так он улыбается, что этот его конвойный тоже вроде расслабляет свое сердце. И вот, я вижу, этот мужчина, которого ведут, по виду еврей, осторожно так подмигивает дяде Муне. И я понимаю, что они знакомы…

– Короче, эти два еврея сделали этого несчастного конвойного. И точка, – сказал Витя, наливая пиво в Зямин бокал. – А теперь дай и нам слово сказать.

– Погоди! – быстро сказала Зяма. – А зачем они в буфет зашли?

– Так выпить! – удивленно пояснила старуха. – Он уговорил конвойного зайти выпить.

– Что значит уговорил? Ведь его вели в тюрьму?

– Ну да. Так я же вам рассказываю – это такой человек был, что когда он рот открывал и улыбался и начинал говорить…

– Природное обаяние мошенников, – вставил Витя.

– Чтоб тебе быть таким мошенником, каким большим начальником был этот человек, – сказала Юля. – Это было время, когда Сталин сажал за «перегибы на местах».

– Ну так чем дело кончилось? – примирительно спросил Витя. – Дорасскажи уже, и хрен с ним.

– Ну так он и мой дядя Муня напоили вдрызг конвойного. А потом этот человек, арестованный, раздел конвойного, оделся в его форму, а взамен нацепил на того свои брюки и рубаху, хоть они были тому малы… И потом он ото так поднял конвойного, взвалил на себя и… Но перед этим он меня поцеловал.

– О! – воскликнул Витя. – Вот это мужик.

– Да… Притянул так, за шею, и поцеловал прямо в губы. А меня до этого никто не целовал. И я вот этот его поцелуй – в такой опасности, в такой опасности! – всю жизнь помнила.

– Ну, дальше. Что он с этим конвойным сделал? Сбросил на рельсы?

– Бог с тобой! – возмутилась Юля. – Что он – бандит? Он его просто довел до тюрьмы в Жмеринке и сдал вместо себя.

– Че-его? Как это, сдал? Ты с ума сошла?

– Так дядя Муня всю жизнь рассказывал. А он врать бы не стал.

Витя взглянул на Зяму. У нее было бледное вдохновенное лицо.

– Что случилось? – спросил он испуганно.

Она ответила тихо, с торжественной радостью:

– Это был мой дед!

В банкетном зале ресторана «Ковчег Завета» гуляла свадьба. Вернее, шли последние приготовления к гульбе. Гости уже бродили парами, уже тусовались группками, уже потаскивали с накрытых столов оливки и кружочки маринованной моркови, уже наливали себе у стойки спиртное, давая бармену подробные указания насчет коктейлей.

Хорошая дивчина выходила замуж за хорошего хлопца.

Никакой иной информации о счастливых новобрачных читателям не предлагается. Они, конечно, появятся еще на этой, а может быть, и следующей странице, но ввиду своей незначительности для общего течения всей этой непристойно фарсовой и пронзительно печальной жизни, имен не получат. Будьте счастливы, дорогие!

Кстати, их еще не было. Не встречали новобрачные гостей, гости сами весьма вольготно фланировали по залу, и вообще чувствовалось, что эти гости ощущают себя вольготно не только в этом помещении, но и за пределами его.

И если можно было бы записать на некую умозрительную пленку словесный, смешанный с расхожей музычкой, гул, а затем расшифровать его, то обнаружилось бы очень скоро, что беседовали все эти, безусловно русскоязычные, гости, на каком-то неизвестном иностранном языке.

– «Анцис»… «Супердяк» по одной до упора и «Анцис». Комплект недоукомплектован…

– И дает чек «дахуй»,[14] а в комплекте «энерджестик», и вместо «пудэля» – два «гипперфука».

– Трансмедитация в пике… и тут мен с двумя «супердяками» в комплекте.

– Нет, в потенциале – двойной «Анцис», чистейший продукт без галлюциногенных добавок. «Энерджестик» плюс усиленные медитации – полное восстановление эрекции.

Да: все они, присутствующие здесь, несомненно, объединены были некоей общей идеей, делом жизни. Делом с большой буквы, за пределы жизни, возможно, и выходящим…

«А взор ее так много обеща-ает!..»

Не умолкая ни на минуту, играла музыка – задорный ансамблик из гитариста, скрипача, саксофониста и молоденькой певицы исполнял попеременно популярные израильские и советские песни. Что, как это ни странно, почти одно и то же. Поэтому переход от одной песни к другой ощущался органичным ее продолжением. (Да-да, старые сплетни: у Дунаевского, мол, то ли дядя, то ли двоюродный дедушка был кантором, и с детства затверженные мелодии псалмов и народных песен известный советский композитор орнаментировал и преобразил, обогатив тем самым сокровищницу советской культуры. Какие-нибудь братья Покрассы тоже ведь в детстве в хедер бегали. «Мы красные кавалеристы, и про нас…» Но это – к слову.)

Что же касается таких известных песен, как «Синенький скромный платочек» или «Только глянет над Москвою утро вешнее» – слова их давно переведены на иврит, и любой израильтянин будет страшно удивлен, если вы заявите на эти, знакомые ему с детства, мелодии первородные права.

Так что, музыка играла, певица пела, народ толпился и оживленно готовился пугать раввинов дикими криками «горько».

Однако молодые все не шли. Посреди зала, окруженная низким веревочным, на столбиках, ограждением, стояла готовая хупа – четыре высоких шеста с бархатным расшитым балдахином. Распорядитель и официанты время от времени знаками отгоняли публику от этого, столь уже здесь привычного сооружения.

Да что они – за диких нас держат? – возмущался кое-кто. – Что мы – на свадьбах здесь не бывали?

– Сюрприз! – объяснял распорядитель. – Вас ждет сюрприз!

Этот высокий представительный мужчина (тучное дамское туловище на длинных ногах бывшего спортсмена)… а, между прочим, ведь это Миша, да-да, Миша, в прошлом – актер Новочеркасского ТЮЗа, в славном настоящем – один из столпов таинственной организации распространителей продукта «Группенкайф».