— Буду счастлив передать приветствия вашего величества императору Аврелиану. Он женат на моей дальней родственнице. Кроме того, он прекрасный полководец. Полагаю, если сенат будет сотрудничать с ним, Рим расцветет при его правлении.

Царь кивнул и произнес:

— Прощай, Марк Александр Бритайн. Пусть боги будут с тобой и хранят тебя, пока ты не вернешься к нам в Пальмиру!

Марк поклонился юному царю и кивнул всем остальным. Потом его глаза вновь отыскали Зенобию. Они пристально, с любовью смотрели друг на друга.

— Прощай, любимая! — нежно сказал он и услышал в ответ:

— Прощай, сердце мое! Я буду ждать!

Не оглядываясь, он сел на своего белого жеребца и выехал через главные ворота дворца в сопровождении раба и шестерых личных охранников Зенобии. Он не знал, что она поднялась в башню дворца, из которой открывался вид на главный караванный путь, и наблюдала за ним, пока он и его маленький отряд не превратились в пятнышки у самого горизонта.

Несколько дней спустя возвратился первый из охранников Зенобии. Марк Бритайн и его отряд отправились из Триполи в плавание на первоклассном торговом судне под названием «Счастье Нептуна». Прежде чем достичь Бриндизи, оно должно было остановиться только на Кипре и Крите. Возвратился второй посланник, а вскоре и третий. Путешествие проходило спокойно, море оставалось тихим, а ветер — благоприятным. Скоро он должен был приехать в Рим. Через два месяца в Пальмиру вернулся четвертый посланник. Возлюбленный царицы благополучно достиг берегов Италии. Зенобия перестала беспокоиться. Аппиева дорога, самая известная дорога империи, вела из Бриндизи прямо в Рим и была исключительно безопасной.

Теперь Зенобия обратила свой взгляд на Египет. Они покинули Пальмиру ранним зимним утром. Царица и ее красавец сын ехали вместе в великолепной золотой колеснице, запряженной четверкой угольно-черных коней. Граждане Пальмиры, стоявшие по обе стороны дороги до самой триумфальной арки, кричали восторженными голосами при виде своей любимой царицы и царя.

— Как они любят тебя! — дивился Вабаллат, слыша крики толпы.

— Нет, как они любят тебя! — поправила она его. — Ведь ты — царь.

— Нет, — ответил сын. — Я еще не заслужил их поклонения. Это тебя они приветствуют. Но когда мы вернемся и проедем через эту триумфальную арку, — вот тогда они будут выкрикивать мое имя, и я заслужу это!

Дагиан, жена Луция Александра Бритайна, поспешила в атрий своего дома и протянула руки в радостном приветствии. — Марк!

И бросилась в объятия своего старшего сына, а потом расцеловала его в обе щеки.

— Хвала богам, ты благополучно прибыл домой! Он отступил назад и принялся рассматривать ее. Ей уже шестьдесят, и все же он не заметил больших изменений за те пятнадцать лет, которые он отсутствовал. Ее чудесные волосы, когда-то золотистые, теперь стали седыми, но голубые глаза, которые он унаследовал от нее, остались ясными и острыми, как всегда. Ее прекрасное лицо не обезобразили морщины.

— А Аул благополучно доехал? Она утвердительно кивнула.

— А как отец? Он все еще жив?

— Да, но только потому, что не хотел отправляться в подземное царство, пока не увидит тебя, Марк. Сейчас он спит, но я проведу тебя к нему, как только он проснется.

— Марк?

В атрий вошла женщина, очень похожая на его мать, но с рыжевато-белокурыми волосами.

— Луция?

О боги, ведь она была худенькой девчонкой, когда он видел ее в последний раз!

— Не думала, что это возможно, Марк, но ты с возрастом стал еще красивее, — сказала Луция, подходя и целуя его.

— И ты, сестренка, стала еще прелестнее! — ответил он.

— Нет, Марк, — ответила она с кислой миной, — просто я выросла! — И она, смеясь, похлопала по своим дородным бокам. — Вот результат появления на свет пятерых детей и содержания слишком хорошей кухарки. Подожди, увидишь своих племянниц и племянников, Марк! Они уже выросли!

— Да, Марк, — спокойно вступила в разговор Дагиан. — Дети Луции уже взрослые, а ты, самый старший из моих детей, еще не женат!

Он мог бы отделаться шуткой, но вдруг понял, что лучше сказать правду сейчас, чтобы они могли привыкнуть к ней, а не ждать, пока умрет отец.

— Я не собираюсь оставаться здесь, в Риме, мама. Я вернусь в Пальмиру.

— Марк! Но почему?

— Боюсь, мама, что после пятнадцати лет, проведенных мной на Востоке, я стал предпочитать сухой и теплый климат.

— А что еще? Тебе не удастся одурачить меня, Марк. Теплая погода — это недостаточная причина, чтобы покинуть родной дом.

Он рассмеялся. Он не собирается мучить ее неизвестностью. Это никогда не удавалось ему, даже когда он был еще ребенком.

— Там есть одна дама, на которой я хочу жениться. Она дала свое согласие, поэтому я вернусь в Пальмиру.

— Кто же она, Марк?

— Пока я не могу тебе этого сказать.

— Она замужем?

— Вдова.

— Достаточно ли она молода, чтобы иметь детей?

— Да, мама. Она может родить кучу детей.

— А она хороша собой, Марк? — тихо спросила Луция.

— Ах, сестренка, если бы богиня Венера сошла на землю, она взяла бы себе лицо и фигуру моей любимой.

— Да ты влюблен! Дагиан была изумлена.

— Да, я влюблен, мама! — с улыбкой признался он. Некоторое время Дагиан с удивлением смотрела на сына. Он, всегда такой сдержанный, теперь явно волновался. Он далеко уже не юноша. Перед ней стоял большой, изящный и умный мужчина, который всегда казался ей немножко суровым. Он не похож на младшего брата Аула, который всегда смеялся, всегда был легкомысленным и находился в самой гуще жизни, который не боялся быть обиженным. Не был он похож и на своих сестер, страстных и нежных женщин, чувства которых всегда были на виду. Нет, Марк — сдержанный человек, и видеть теперь его лицо, озаренное любовью, — это нечто поразительное!

— Марк!

Этот возглас, вернее, пронзительный крик, издала маленькая пухлая молодая женщина, унаследовавшая от отца темные волосы и глаза. Она пробежала через атрий и бросилась в его объятия.

Он поднял ее, и она весело засмеялась.

— Эвзебия, моя маленькая птичка, я вижу, ты так и любишь все сладенькое!

— Кальвин говорит, что от тощих женщин нет никакого проку в холодные ночи! — быстро ответила она.

Потом принялась откровенно рассматривать его.

— О Юпитер! Да ты великолепен! Может быть, мне тоже следовало бы переехать в Пальмиру!

— Это любовь смягчила его, Эвзебия, — поддразнила старшая сестра.

— Любовь? Марк влюблен?