Расставание с родиной

После того как я получил диплом инженера в августе 1949 г., я сразу же устроился в компанию Мюллера в Гамбурге, филиал «Филипс электроникс». Моя работа была связана с продажей и обслуживанием рентгеновских аппаратов и другого медицинского оборудования.

Во все свои командировки я отправлялся из Вольфенбюттеля. Я изъездил на поезде весь район от гор Гарца до Северного моря. У меня было много деловых встреч с дантистами и врачами других специальностей в поликлиниках и больницах. Один врач предложил протестировать рентгеновское оборудование на моей руке. На снимке был четко виден металлический осколок от русского снаряда, застрявший в пальце. После того как врач удалил осколок, он купил аппарат.

Несмотря на то что в послевоенной Германии было трудно получить хорошо оплачиваемую работу, это было не совсем то, к чему я стремился. Не то чтобы у меня отсутствовали способности агента по продажам, моя работа просто не приносила мне удовлетворения. Мои надежды найти настоящее, интересное дело своим рукам, используя полученное техническое образование, не могли быть воплощены в условиях того времени. Мне также не нравился внешне незаметный подход к найму работника, когда едва ли не основную роль играл его социальный статус. Я хотел, чтобы меня оценивали по моим способностям, а не по моей принадлежности к аристократическому сословию или отсутствию таковой.

Положение осложнилось обострением в 1948 г. холодной войны в результате конфронтации между западными державами и Советским Союзом в вопросе допуска в Западный сектор Берлина. Несмотря на то что западные державы в ответ на советскую блокаду города не прибегли к силовому решению вопроса, а наладили его снабжение всем необходимым по воздуху, в начале 1950-х гг. в Европе продолжался рост напряженности и возникла непосредственная угроза новых боевых действий. Когда я слушал новости, мне казалось, что, вероятнее всего, вместо установившегося хрупкого мира придет война.

Если бы начался очередной конфликт, то, вне всякого сомнения, меня сразу же призвали бы на военную службу, принимая во внимание мой прошлый военный опыт. Коммунистическая Россия все еще представляла угрозу Германии, но шести лет службы, преимущественно в боевой обстановке, было вполне достаточно, чтобы я мог сказать – я выполнил свой долг перед страной. Моей первейшей обязанностью теперь была забота о жене и ребенке.

В начале лета 1951 г. международное положение и послевоенные экономические проблемы давали мало надежд на процветающее и безопасное будущее Германии. Меня все больше одолевала мысль, что моя семья сможет иметь более обеспеченное будущее в какой-либо другой стране. После мучительных раздумий о положении Германии в Европе и о наших семейных финансовых проблемах мы с Аннелизой все-таки приняли трудное решение эмигрировать. Мы планировали пожить и поработать в другой стране несколько лет до тех пор, пока не наступит стабильность в денежных вопросах нашей семьи, пока не возродится немецкая экономика и не исчезнет опасность новой войны.

Нашим первым выбором была Аргентина, куда эмигрировали многие немцы, но я не говорил по-испански. Хотя мне было легче объясниться по-французски, чем на английском языке, я подумал, что наибольший шанс построить такую жизнь, какую мы хотим, дают нам Соединенные Штаты Америки. Для многих иммигрантов Америка была страной больших возможностей, и потому наш выбор был понятен. К нашему большому сожалению, мы узнали, что квота для немецких иммигрантов заполнена, и мы решили поехать в Канаду.

После того как мы окончательно решили эмигрировать, я продолжал работать в Вольфенбюттеле на Мюллера, пока три месяца спустя я не получил канадскую визу. В августе 1951 г. мы распродали часть нашей мебели, чтобы собрать необходимую сумму денег на три билета на рейсовое судно в Канаду. Аннелиза и Гаральд временно оставались в Гамбурге у тестя. Прежде чем они приедут, мне было необходимо найти работу и жилье на новом месте.

Мое образование и желание добиться достойного существования для моей семьи должны были мне помочь. Но чтобы начать новую жизнь за океаном, предстояло выдержать трудную борьбу в условиях нехватки денег, связей и ограниченного знания языка. В то время когда я готовился отправиться в путь один, острое чувство неизвестности угнетало меня.

Было тяжело расставаться с женой и сыном. Еще тяжелее было сознавать, что мы расстаемся с родной землей и оставляем наши семьи. Может, в то время мы и не осознавали всего этого, но теперь я понимаю, что наш отъезд был настоящим потрясением для моей семьи, и особенно матери. Поскольку все мои близкие находились за «железным занавесом», я даже не мог попрощаться с каждым лично. Они только из письма узнали о нашем намерении уехать из Германии.

На железнодорожном вокзале Гамбурга я попрощался с тестем, Аннелизой и сыном. Все плакали, когда я садился в вагон поезда, шедшего до Кале, французского города на побережье океана. Когда полчаса спустя поезд сделал первую остановку в Люнебурге, на перроне уже стоял отец, которого я обнял на прощание.

С тяжелым сердцем я покидал любимых, не зная, где мне придется начать строить собственный дом и когда я снова увижу жену и сына. Возможно, только шесть лет войны могли закалить меня настолько, чтобы я смог оставить их и мою родину ради неизвестного будущего.

Канада. Август 1951 – июль 1956 г.

Во время путешествия через Францию в поезде я получил первое представление о том, что меня ждет по другую сторону Атлантики. Между мной и американской парой завязался разговор на английском. Меня спросили, что я сделаю, если мой носок прохудится. Я ответил, что мне придется как-то зашить дырку самому, раз теперь я путешествую один.

Мой ответ несколько смутил американку, она сказала, что в Соединенных Штатах они поступают по-другому. Если носки только начинают рваться, их тут же выбрасывают и покупают новые. Я подумал, что американцы, должно быть, богаты, если позволяют себе поступать столь экстравагантным образом.

Когда мы отплыли из Кале, у меня начались приступы морской болезни. Наше грузовое судно водоизмещением 1500 тонн болталось как пробка на поверхности океана. Все мои надежды были на возможно более быстрый переход. Однако шторм, разразившийся над Атлантикой, заставил нашего капитана повернуть назад во Францию, чтобы там, в гавани, переждать его. В итоге, чтобы пересечь океан, потребовалось не восемь дней, как обычно, а две недели.

Наконец 27 августа я сошел на берег в Мон-Жоли, городе в провинции Квебек, расположенном на полуострове Гаспе[59] в устье реки Святого Лаврентия. У меня с собой были два чемодана, радиоприемник и 10 долларов в кармане. Чтобы заработать еще 5 долларов,