если хочешь вернуться в свою страну, езжай с миром, ибо я отпускаю тебя и благословляю за все дни, что ты провел в пути, желая послужить и помочь мне. Езжай к императору, если хочешь, и расскажи ему все. Если желаешь, возвращайся в Рим или езжай в Фез – словом, делай, что тебе заблагорассудится». Я был оскорблен до глубины души и в великом гневе ответил португальскому королю: «Вы обещали мне восемь кораблей и сказали, что отпустите меня в месяце нисане, почему же вы изменили свое решение? Я не хочу ехать ни к императору, ни в Фез, а только в Рим, к папе». И король ответил: «Даю тебе восемь дней на обдумывание». Я ушел от короля и вернулся домой, но он позже прислал за мной и сказал: «Что ты собираешься делать и куда намерен ехать?» И я ответил: «Я намерен вернуться в Рим, к папе. Прошу вас написать ему письма, пусть они расскажут ему, что произошло между нами, а также напишите моему брату, царю Иосифу, что я приезжал к вам, и еще письмо-пропуск через христианские страны». Государь сказал: «Я сделаю это»; он позвал Антонио Карниери, своего секретаря, и в моем присутствии велел ему написать два письма. И еще он написал письмо в Тавиру, чтобы мне выдали 300 дукатов, и сказал мне: «Следуй за мной в Сантарен и получи письма, а я дам тебе людей, чтобы они охраняли тебя на пути в Тавиру». Я ушел от короля и вернулся домой. В тот же день король уехал в Сантарен с королевой, ибо их сын был болен и они хотели исцелить его. А я прожил еще три дня в Алмеде, а потом со всеми своими вещами отправился в Сантарен. Там я поселился в прекрасном доме на берегу реки, и Альдека делал всю работу по дому и за его пределами. Вскоре до моих ушей дошли слухи, что христиане сделали чучело, похожее на меня, и издевались над ним. Об этом узнали марраны, бросились на христиан и, побив их, силой отобрали у них это чучело, после чего судьи арестовали двух марранов и бросили их в тюрьму. Марраны прислали ко мне гонца, умоляя помочь им; я сразу же пошел к королю и сказал ему: «Как вы думаете, ваше величество, справедливо ли, что христиане изготовили мое чучело и издевались над ним, а когда марраны возмутились и отобрали у них это чучело, двух марранов арестовали и бросили в тюрьму? Прошу вас, если я в милости у вас и вы относитесь ко мне хорошо, напишите судьям, чтобы они освободили узников». В этот же самый час король велел написать такое письмо и подписал его в моем присутствии, а потом рассмеялся, и я сказал: «Умоляю ваше величество отдать мне это письмо и послать вашего слугу, чтобы он пошел со мной и освободил узников», король так и сделал. Потом он завел речь о моих знаменах: «Я слышал, что у тебя есть красивые знамена, что ты собираешься сделать с ними?» Я ответил, что это знак единения между мною и нашими племенами и я разворачиваю их, когда иду во главе армии. Король ответил: «Хорошо», и я вернулся к себе домой и пробыл там два дня. За мной послал кардинал, брат короля, и я пришел к нему с человеком, знавшим арабский; кардинал принял меня с большими почестями и стал расспрашивать о знаменах и путешествии. Я ответил, что знамена – это мой знак и что я собираюсь в Рим. Выслушав меня, кардинал сказал: «Если ты примешь мою веру, я сделаю тебя знатным господином». Я ответил: «Лучше сделай меня вороном, которого Ной послал со своего ковчега и который не вернулся назад. Если я приму твою веру, то навсегда потеряю уважение царей, моих предков, ибо я сын царя из племени Давида, сына Иессе. Они лишат меня наследства. Не для этого ехал я с востока на запад; я хотел послужить Богу; хотел, чтобы имя мое вошло в историю за благородный поступок, который я совершил. И как только твое сердце решилось предложить мне такое?» И еще я сказал: «Если бы я предложил тебе принять мою веру, ты бы согласился?» И кардинал ответил: «Нет». Я сказал: «Будет лучше, если ты останешься в своей вере, а я – в своей; ты говоришь, что твоя вера истинная, а я говорю, что моя, ибо это вера Моисея и Израиля». Я был очень зол на него. После этого он сказал мне несколько ласковых слов, и я ушел. На следующий день за мной послала королева и спросила меня о знаменах и о том, куда я собираюсь ехать, и я ответил, что знамена – это мой знак и что я собираюсь ехать в Рим, с Божьей помощью. И королева сказала: «Езжай с миром и возвращайся с миром в свою страну. Король сказал мне, что его сердце склоняется к тебе, и еще я слышала, что он написал для тебя письма к папе, благослови его Бог!» Я попрощался с ней и пошел домой, и все марраны приходили ко мне днем и ночью; они очень горевали, что я уезжаю, а их дети подходили поцеловать мне руку; все это происходило в присутствии христиан, пока я не уехал в Сантарен. Всемогущий проследил, чтобы я не нанес никакого вреда марранам во всем Португальском королевстве! Слава богу! Король был очень добр ко мне и зол на клеветников. Он сказал им, чтобы они больше не говорили ничего о после, который может делать все, что пожелает. После этого ко мне пришел человек, знавший арабский, и передал письма, написанные прекрасным почерком на бумаге. Они были написаны Антонио Карниери, и он с невинным сердцем, с добротой и большим уважением отозвался обо мне. Человек, который знал арабский, произнес: «Поедем во дворец, поблагодарим короля, попрощаемся с ним, и в его присутствии я вручу тебе эти письма». Явившись к королю и пылая от гнева, я сказал ему, что папа написал для меня письма на пергаменте, а он – на бумаге и я приехал с востока на запад, желая служить королю, и, если бы его письма были на пергаменте, они сохранились бы и стали бы свидетельством для наших современников и детей наших детей, из которого они узнали бы, зачем я приезжал в его страну. Король на это ответил: «У нас не принято, как у папы, писать на пергаменте», тогда я сказал ему: «Прошу оказать мне милость и написать эти письма на пергаменте, ибо я хочу, чтобы они сохранились на века», и он ответил, что сделает это из любви ко мне. И король велел дону Мигуэлю переписать его послания на пергаменте, и он сделал это, но в них уже не было выражений уважения, которые включил в свои письма Антонио Карниери. Тем не менее я успокоился, ибо старцы и царь Иосиф заклинали меня не гневаться, к тому же, когда я жил в Пизе в доме р. Иехиэля, его старая бабушка Сара, богатая и мудрая женщина, говорила мне: «Я вижу, что ты все время сердишься; если ты научишься подавлять свой гнев, то будешь процветать всю свою жизнь», и она подарила мне большую Библию, в начале которой написала: «Не сердись, и будешь процветать». Но я не умею управлять своим гневом; из-за этого я поссорился с доном Мигуэлем. Эта ссора привела к тому, что человек, знавший арабский, ежедневно приходил к дону Мигуэлю и рассказывал ему все, о чем я говорил с королем, и обо всех наших беседах у меня дома. Человек, говоривший по-арабски, передал мне письма, написанные на пергаменте, но не сказал, что их составил дон Мигуэль. Я спросил у него про письма, по которым я должен был получить в Тавире деньги, и он дал мне два письма – одно для судьи в Тавире, а другое – от короля, в котором, по его словам, он приказал выдать мне 300 дукатов, но это была ложь, ибо настоящее письмо короля дон Мигуэль забрал себе, а мне прислал другое. Проверить его я не мог, потому что оно было запечатано, так что я взял письма и поверил переводчику на слово. После этого мы пошли с ним попрощаться с королем и тот сказал: «Я пошлю с тобой в Тавиру трех человек, говорящих по-арабски, и я написал, чтобы тебе выдали 300 дукатов, а если тебе потребуется еще что-нибудь, напиши мне».

VII