служка вел остальных осликов груженных припасами и оружием, оставшимся от ушедших слуг. Они начали подъем без проводников сами, потому, что крестьяне отказались идти в такую позднюю осень в горы. И еще потому, что они не понимали какую опасность, таят горы, и еще дети верили, что Бог поможет им – безгрешным в преодолении гор. Первые дни подъема на Пиренеи прошли прекрасно, было безветренно и солнечно, особенно на самом верху перевала. Но когда они начали спускаться в долину, полил дождь и спустился туман. Вернее сами дети спустились в облака, которые скапливались возле вершин, не имея возможности их перевалить. Только отдав часть влаги, облака с трудом преодолевали вершины гор. (1200 метровый перевал). Не видя конца белесой пелене, дети были вынуждены, остановится, кое-как, поставив матерчатые навесы на растяжках, что бы хоть как-то спастись от дождя и сырости. Они забрались под навес, чтобы переждать непогоду. Навес немного спасал от сырости, но не спасал от ветра и холода. Ночью, случилось несчастье, напугавшись невесть чего, часть осликов разбежалось. Ослики разбежались, но оставили поклажу, утром другие нагруженные в два раза больше прежнего отказались идти в туман. Дождь висел недвижимой серой стеной, перемежаясь с пластами белого тумана такого густого, что если сесть на ослика, то его хвост терялся в тумане.

Испуганная Эля, выйдя из палатки, встала на колени и стала молиться о ниспослании прощения их грешным душам. Девочка во время молитвы расплакалась потому, что не смогла исполнить просьбу тётушки и принести в этот дикий край закон. Молитвы, которые она знала, закончились, и день заканчивался тоже, когда с полуденной стороны перевала послышалось блеянье баранов и показалось стадо, ведомое белым козлом с большими рогами. Пастуха видно не было. Стадо прошло мимо, не обращая внимания на маленький лагерь и молящуюся девочку. Вскоре все стихло. Эля, наплакавшись вволю, ударами ног и затрещинами привела своих вассалов в чувство и заставила всех молиться. Когда совсем стемнело, на дороге раздалось пение, и появилось нечто в козьих шкурах. Так как это нечто расталкивало туман и шло на двух ногах, то Эля подумала, что это либо враг рода человеческого, либо пастух. Она удвоила молитвенный пыл, чтобы спастись от дьявола молитвой. Когда Нечто подошло поближе, до молящихся донёсся запах козьих шкур и навоза, что соответствовало приметам, по которым можно было отличить творение созданное по образу и подобию божьему от врага рода человеческого, пахнущего серой. Эля смело вышла навстречу незнакомцу, шедшему твердым шагом человека знающего дорогу и ничего не боящегося.

Детские голоса, читающие молитвы, заставили его остановиться, и подойти к палатке и стоящей возле неё девочке в розовом платье. Эля, хранительница Камино, замёрзшая и поэтому шмыгающая носом, обратилась к незнакомцу по-французски, он промолчал, затем она спросила на кастильском наречии. Молчаливый Незнакомец вздохнул в ответ и вдруг спросил,

–Воды?– глупее вопроса или просьбы нельзя было вообразить, вода была везде, её было много.

–Да,– ответила она по-окситански104.

Он протянул руку, Эля взяла чашу, предназначенную для причастия, и наполнила её вином, так как запасы питьевой воды закончились и весь отряд пил вот уже третьи сутки вино. Как превратить туман в воду никто тогда не знал. (Нечего винить детей!). Незнакомец выпил большую чашу, предназначенную для причастия всего соборного клира, и ушёл.

Утром стадо так же прошествовало мимо, но уже в другом направлении вверх. Незнакомец также прошествовал мимо, так же выпив чашу вина. Вечером повторилось тоже самое. За ночь им стало хуже. Дети начали кашлять, их стал бить озноб, но найти спасение от сырости они не могли, вокруг не было дров, но самое главное у них не было огнива, чтобы хоть как-то попытаться развести огонь. Они то и дело прижимались к осликам, что бы как-то согреться. Появление незнакомцев или даже диких зверей их уже не пугало, они так обессилили, что чувство страха их покинуло. Ночью в пятницу вдруг вышла луна, и стало так холодно, что одежда покрылась тонкой ледяной коркой. Ослики стали кричать словно прощаясь. Дети помолились и, выпив из чаши для причастия вина, помолившись, простили друг дружке все обиды. И молча приготовились к встрече с Господом. Тут со стороны спуска послышалась возня, шум и глубоко утробное рычание. Две остромордые тени, с горящими глазами показались на дороге освещенной лунным светом.

– Стая! Волки! Вот и всё! Конец!– подумала хранительница Камино.

Вдруг волчья тень, теплым языком облизала её щёки, и радостно тявкнула. Потом появились несколько фигур в плащах, и шляпах, которые быстро собрали лагерь, нагрузили осликов, и бережно подняв детей на руки, начали спуск вниз. Засыпающая хранительница Камино, пред сном только, успела предать самый большой мех с вином самому главному из спасителей, так ей показалось.

Спуск продолжался недолго, всего минут двадцать. Детям, всего-то, не хватило терпения или удачливости, что бы завернув за небольшой уступ горы, увидеть внизу в ста футах селение и провести ночи в тепле, и неге. Горы подшутили над посольством. Ветер, постоянно дувший в северном направлении чуть вверх по склону перевала, относил звуки и запах селения чуть в сторону и дети их не слышали. По этой же причине селяне не могли услышать детей. Лишь запах хорошего вина, которым благоухало дыхание пастуха, заставил их как-то призадуматься. Пастух честно ответил на все расспросы,

– Что в течение двух суток вино ему давала фея в розовом платье. Другой, кто-либо, не мог в начале зимы идти через горы. Это же истина.

Староста вначале не поверил ему, так как стадо было спокойно и пришло все. Фея не польстилась даже на молоденьких ягнят с сочным мясом, которое можно есть без соли. Но на следующий день все повторилось. Староста был вынужден засомневаться. Он, кроме того, засомневался еще и потому, что днями ранее пришли в селение невесть откуда взявшиеся ослики с кожаной упряжью, такой, какой в этих местах никто не делал. Совпадение случайностей; от пьяного пастуха до осликов с богатой упряжью, не давали ему покоя. Он начал волноваться, некая тайна – неизвестность, грозила обрушить обычное течение сельской жизни. Вот именно тайна его и пугала. Староста решил пустить по следу пастуха общинных собак, но пастухи с северного склона взяли их для охоты на кабана. Другая свора была приходской. Староста обратился к священнику с просьбой принять личное участие; молитвой и крестным ходом, в предприятии по возвращении ему покоя, то есть в разрешении этой тайны. И дать приходскую свору для поиска феи в розовом,