— Не так-то просто поднять голову и это сделать.

— Да, наверное, — вздохнула Летти. — Придется тебе помочь.

Едва она прикоснулась к векам Вэл, как разум наполнили давно забытые образы. Извилистые, мышино-серые улицы Города заволокло дымкой, словно голова наполнилась туманом. Вэл перенеслась на север штата Нью-Йорк. Стояла весна, земля пахла свежестью и талым грунтом. На деревьях зеленели почки, а в вышине резвились ласточки, такие маленькие, что казались звездочками в небе. По дороге за необработанным полем ехал на лошади мужчина в ковбойской шляпе и сапогах с металлическими носами, горевшими на солнце. Всадник уезжал все дальше, и в конце концов он и лошадь стали не крупней ласточек, а каблуки его сапог превратились в крошечную искорку света. Он показался Вэл самым красивым созданием на земле и таким же недостижимым, как самые далекие звезды.

К глазам подступили слезы. Вэл знала, что эта сцена иллюзия, созданная колдовством Филакиса или собственным усталым, травмированным разумом, но иглы в коже были реальны. Арабеска из нитей натягивалась от малейшего движения, и сотни крошечных ранок становились больше и глубже. Будто пот, тело усеивали бисеринки крови.

— Нравится вид? — спросила Летти.

— Конечно.

— Но у тебя мокрое лицо. Почему ты вечно плачешь и портишь мне все удовольствие?

Вэл попыталась увернуться от пальцев Летти, но даже за такую мелочь пришлось заплатить мириадами уколов. Стоило шелохнуться, как рой серебряных пчел сладостно вонзал в нее свои жала.

— Больно смотреть в окно, видеть мир и не быть его частью.

— А я знаю, что не хотела бы оказаться в нем.

— Почему бы и нет?

— Опасности...

— Но подумай, сколько там возможностей получить удовольствие.

— Нет!

Замкнувшись в себе с молниеносностью сжатых в кулак пальцев, Летти издала сдавленный, безумноватый звук и так яростно затопала, что вибрация передалась иглам. Тысячи проколотых нервных окончаний взвыли от боли, вспыхнувшие синапсы пылали. При малейшей попытке сопротивляться иглы вонзались в новые нервы, и вскоре сжигаемое холодным огнем тело задрожало в лихорадке от сотен маленьких ранок.

А Летти продолжала кричать:

— Ты лжешь! Ты зло и ты лжешь! Мир — злое место. Я рада, что его не вижу. Только здесь я в безопасности. Только здесь. И мы с тобой никогда отсюда не уйдем.

На этих словах она присела у кровати и вынула предмет, в котором Вэл узнала материнскую шкатулку для шитья. Тяжелый ящичек походил на квадратную корзину для пикника, закрываемую крышкой. Вэл хорошо помнила его содержимое: сотни цветных нитей, от тусклых, приглушенных до сверкающих, металлизированных, пастельные тона моря и неба, десятки вариаций красного, что охватывали все оттенки крови — от свежепролитой до липко-влажной и бурой, уже подсохшей.

И сверкающая подборка игл в придачу, начиная с тонких, как человеческий волос, и заканчивая такими длинными и тяжелыми, что могли пронзить сердце.

— Тебя мои слова удивят, но я не хочу причинять тебе боль, — заявила Летти. — Я поступаю так, чтобы защитить тебя и твою невинность. Жаль, что для меня самой никто такого не сделал.

Летти нашарила пах Вэл и продела через кожу иглу с нитью. Работала стремительно, со скоростью, которая казалась почти волшебной — руки фокусника, вытаскивающего из воздуха чудеса, словно голубей. Один за другим половые губы Вэл прошило с полдесятка стежков.

В отличие от скорости, боль была какой угодно — ослепляющей, тошнотворной, — но только не волшебной.

Вэл с истошным криком закусила язык.

— Потом ты меня поймешь, — продолжала Летти, касаясь ее губ своими. — Тебе кажется, что иглы лишили тебя свободы, но ты заблуждаешься. Да и боль вовсе не боль, к тому же то, что тебе предстоит, вскоре покажется удовольствием. Ты сама не захочешь отсюда уходить. — Она хохотнула — гулкий, мрачный звук, от которого Вэл заледенела от страха, — Однажды я перережу каждую нить, достану все иглы, широко распахну дверь, и ты станешь молить меня, чтобы не выгоняла, не выпускала в широкий мир. Зарыдаешь горькими слезами от одной лишь мысли о том, чтобы покинуть эту комнату.

— Увидим, — фыркнула Вэл, чувствуя во рту вкус крови и меда в материнском дыхании.

— Поверь мне, милая. Однажды тебе это понравится...

— Ты уже говорила это, когда последний раз надо мной измывалась... еще в детстве.

— Теперь все иначе. Сама я больше не вижу, поэтому научу шить тебя. Но сначала сюрприз! Даже целых два. Не уверена, как они выглядят, но один очень странный. Не знаю, мужчина это или женщина, и оно само тоже не знает.

Летти с радостной улыбкой поманила кого-то за пределами видимости. Вперед шагнул Маджид, ведя Рему на поводке. На нем были женские шелковые штаны и блуза, которая показывала ложбинку. Лицо покрывала косметика.

— Маджид, что происходит?

Он пожал плечами.

Расширенные зрачки, апатичный вид. Похоже, Маджид ее не узнает.

Вэл повернулась к девочке, без вуали вдруг показавшейся удивительно знакомой.

— Рема, так это была ты... ты — та девочка, которую я видела с Маджидом на базаре в Фесе и позднее у него под кроватью. Ты солгала мне о его смерти. Водила меня за нос. Зачем?

— Так приказал Филакис, — угрюмо ответил Маджид. — Если бы она не послушалась, то больше никогда бы меня не увидела. И сейчас Турок пригрозил ей тем же, если она откажется плясать под его дудку.

Вэл повернулась к Летти:

— Отпусти их.

— Не волнуйся. Странное создание, которое ты называешь Маджидом, пока только зритель. Меня интересует ребенок.

Вэл содрогнулась. Иглы в сосках засаднили, вызывая эротичные акупунктурные ощущения, что пронизали тело до самой утробы.

Рема, вцепившись в блузу Маджида, попыталась спрятать голову в ее складках.

— Рема, отстань, — попросил он, отвернувшись от ребенка. — Я же просил тебя не прикасаться ко мне.

— Ты только посмотри, как тебе повезло. — Летти повернулась к Вэл. — Видишь, какими бывают матери? Даже не хотят утешить свое чадо.

— Матери?.. Черт, Маджид, неужели?..

Отсутствие ответа сказало все само за себя.

— Твоя дочь... ты не отец ей, ты ее...

— Никто не должен был знать. Она моя тайна.

— Но почему?

— Не могу принять себя таким... ни мужчина, ни женщина, а так, неполноценное подобие. Мне и в голову не приходило, что я могу забеременеть. Поверил в это, когда уже было слишком поздно... исправить ошибку. После рождения Ремы я позаботился, чтобы такое больше не повторилось.

Летти, подавшись вперед, погладила Маджида по спине и, дойдя до ягодиц, одобрительно по ним похлопала.