«Но, может, маятник качнется назад, – сказала себе Яна. – Может, дела начнут улучшаться».

Она уже была возле утеса. С точки зрения обитателей бункера, его расположение отличалось одним недостатком – из него отлично просматривались море, приливно-отливная зона, аквакультурные кластеры для выращивания созданных методами генной инженерии сплетений ламинарии и отдаленный маяк нежити, но край утеса перекрывал вид на полоску пляжа, находящуюся непосредственно под ним. Когда-то там были датчики движения и не так давно… но после Эсхатона, конца света – здесь, в будущем, – энтропия взяла свое и дешевые одноразовые вещи стало нечем заменить. А изделия, которые сконструированы на выброс, нелегко отремонтировать.

Для Яны это было преимуществом, вызывавшим приятное чувство иронии.

Она покачалась на носках, как бегун, разминающийся перед забегом. Когда луч света снова прошел мимо, она принялась карабкаться по крутому, местами неприступному утесу. Пальцы цеплялись за крошащийся камень, корни растений обрывались, когда она за них хваталась. Хотя она была достаточно сильной и натренированной и не слишком голодной, к тому времени, когда она перевалилась через край утеса, руки пронзала сильнейшая мышечная боль.

На то, чтобы отдышаться и собраться с силами, времени не оставалось. С трудом поднявшись на ноги, она поползла на четвереньках, надеясь, что ее не заметят.

Слепой глаз автоматического маяка обшарил местность раз, другой – Яна оставалась в неподвижности, словно жаба, надеющаяся, что ее не обнаружат. Мысленно она снова и снова повторяла молитву кающегося грешника: «Я камень». В бункере было темно. Ни шума, ни крика. Никаких признаков жизни.

«Наверно, они там наслаждаются мирным ужином из горячего супа с хлебом», – с горечью подумала она. Это было ошибкой – желудок у нее заворчал, она почувствовала слабость. Подождав, пока свет пройдет еще раз, она собралась, и когда ее снова окутала желанная темнота, бросилась к задней стороне бункера, не столько руководствуясь зрением, сколько ориентируясь по памяти.

Она это сделала. Прижавшись к основанию бункера, Яна замерла, внимательно прислушиваясь – не прозвучит ли сигнал тревоги или топот ног. Ничего. Может, инфракрасные датчики давно вышли из строя вместе со всем прочим? Неужели она зря пробиралась сюда тайком?

Или же за ними просто никто не следит и все искусственные системы уже давно изношены, закорочены и утратили работоспособность?

Она знала, что бункер не покинут. Во время своей последней вылазки, то есть всего несколько дней назад, она видела, как вокруг бродили какие-то фигуры. Но ночью они вошли внутрь и там закрылись. Вот почему именно ночь была для нее самым удачным временем, чтобы нанести удар.

Она не надеялась туда проникнуть. Бункер являлся технологическим достижением прежней эры, и пытаться его взломать было все равно что пытаться открыть раковину двустворчатого моллюска ее изломанными ногтями. Безопаснее было бы доплыть до тех аквакультурных сооружений, что вообще-то означало почти неминуемую смерть. Однако тщательное наблюдение выявило, что хотя бункер, вероятно, неуязвим для любых доступных Яне средств, люди, которые здесь живут, не все хранят в его стенах.

Были еще и пристройки. Низкие, выбитые в грунте, замаскированные камнями так, чтобы они походили на выходы горных пород, в которые был встроен бункер; они прижимались к нему сзади, словно куча скал. Вот туда, в эти хранилища, Яна надеялась проникнуть. И там была еда. Она видела, как какие-то люди перекатывают по пляжу бочки с мидиями от аквакультурных сооружений и поднимают их на утес с помощью блоков и тросов. Она также видела, как они поднимают наверх корзины с водорослями. И еще какие-то загадочные мешки, большие, мягкие на вид, доставлявшиеся с небольших судов, стоявших на якоре далеко в море – туда было не доплыть.

Она представила себе муку, бекон. Овсянку. Сахар.

Желудок снова заворчал. Проглотив горький привкус своего голода, она уперлась руками в колени.

Стало чуть светлее. Свет шел сверху, озаряя темное небо. Нет, это еще был не рассвет. Это было полярное сияние с его ярко-зелеными и бело-голубыми складками и завихрениями.

Сделать мощный рывок и, возможно, упасть – нет, этого делать не стоило. При свете северного сияния Яна проложила себе путь по краю дорожки, которая вела бункера от громадной стальной двери к его задней части. Она не стала идти по дорожке, поскольку она была усеяна раковинами двустворчатых моллюсков – устриц, мидий, которые, конечно, будут ломаться и хрустеть под ногами.

Она двигалась, пригнувшись как можно ниже, чтобы скрыть свой силуэт. Это оказалось правильно еще и потому, что предотвратило ее падение в траншею, вырытую у входа в хранилища. Их было три, они стояли рядом, на две трети заглубленные в землю, с наваленными на крышах камнями и землей.

Она резко выпрямилась, обнаружив ведущие вниз каменные ступеньки, и остановилась. Если бы она собиралась устроить ловушку, здесь было бы для нее самое место.

Внизу в темноте кто-то застонал.

Яна замерла на месте, чувствуя себя испуганным кроликом. На мгновение она с горечью подумала о том, каково это было – ходить, выпрямившись в полный рост и ничего особенно не боясь. Осознав эту мысль, она отбросила ее в сторону и сосредоточила свое сознание на реально угрожающей сейчас серьезной, возможно, даже смертельной опасности.

Опасность представлял тот, кто находился внизу в темноте.

Который, возможно, был ранен.

Ну, скорее всего, так. Можно строить сколько угодно конспирологических теорий и тревожиться о ловушках и западнях, но принцип Оккама[23] предполагает, что наличие еды привлекло еще кого-то, кто или попал в ловушку или – в темноте – провалился в отверстие в почве.

Яна отважилась нагнуться, опустив руку ниже уровня земли, и коротко и сильно нажала на активатор своего фонарика. Он загорелся приятным холодным светом, осветив пустую канаву или траншею, выложенную каменными плитами, с подпорной стенкой из булыжника, не дающей ей обвалиться. В дальнем конце виднелись двери, ведущие в три хранилища или погреба. Все они были закрыты.

Снова послышался стон.

На сей раз Яна решила выждать, прислушиваясь и не двигаясь с места. Ей казалось, что звук доносится из самого левого погреба, ближайшего к морю. Еще раз коротко нажав на фонарик, она увидела, что в каждом погребе имеется створчатое окошко, располагающееся примерно в ста двадцати сантиметрах от земли. Эти три окошка были не идентичны. Они явно были сделаны из тех материалов, что оказались под рукой, и подвешены на самодельных оконных рамах – когда пришло время установить их в погребах.

Окошко на левом погребе было открыто снизу.

Как бы в качестве реакции на свет Яна услышала короткий вздох, стон прекратился.