Меня даже снабдили книгой. Это «Экспериментальная радиология» Ричарда Флиндерса. И я, должно быть, могу считать себя счастливчиком, что Рэналду пришла в голову именно эта, а не откровенно садистская фантазия. Это хорошая книга, и я рад ей, как и любой другой. А мои медицинские познания позволяют мне сделать последнюю запись с диагнозом: Рэналд – не сумасшедший. Все его мысли и действия логически направлены на достижение определенных целей…

1

Мистер Уэддерберн глубоко вздохнул и отложил в сторону незавершенное повествование.

– Братоубийство, – сказал он. – И мисс Мэтерс была права. Моя интерпретация фактов и близко не учитывала утонченность ума Гатри. Убийство Йена Рэналдом все должны были воспринять, как убийство Рэналда Линдсеем. Он убил брата, а выставил убийцей возлюбленного племянницы. Чистейшее безумие.

Я кивнул.

– С точки зрения морали, только безумец мог совершить такое. Но одновременно здесь присутствует четкая логика. Он искусно подстраивал ситуацию, чтобы она идеально соответствовала его планам и помогла добиться желаемого результата.

Сибила Гатри вышла из состояния полной неподвижности, в котором пребывала все время, пока зачитывали показания Йена Гатри.

– Но зачем? – спросила она. – Чем он руководствовался? Каков мотив столь дьявольского замысла?

Я ответил после недолгого размышления.

– Мотивов было множество. Вы можете оглянуться в прошлое и найти несколько, копнуть вглубь и натолкнуться на другие. Мотивы разбросаны повсеместно. Мы можем вновь проследить мысль Йена. Рэналд долгие годы жил в черной тени преступления, совершенного в Австралии. И чувство вины постепенно оформилось в сильнейший невроз, породивший в нем жуткий страх, уверенность, что Йен возвращается с единственной целью – жестоко отомстить. А стало быть, возникала необходимость обмануть Йена и уничтожить. Одновременно в действие вступило нечто более глубоко символичное. Мнимая смерть Йена в буше стала для Рэналда унизительным и позорным поражением. Вторая и реальная смерть приносила ему необходимое ощущение победы. А он хотел во что бы то ни стало одержать верх в этом противостоянии.

Ноэл Гилби захлопал в ладоши, как дитя.

– Одержать верх в несколько сотен футов длиной… Одержать верх высотой с башню.

– Вот именно. А психоаналитик обнаружил бы здесь еще более потаенную символику. Я уже рассуждал об этом сегодня чуть раньше. Бросаясь с большой высоты, человек как бы совершает символический прыжок от опасности (а она всегда грозит сверху) к состоянию покоя и умиротворения, простирающемуся внизу, на земле. Сбросив Йена с башни, Рэналд добился того, что не сумел сделать в Австралии. Он считал, что спасает Йена. Если разобраться, то его преступление стало изощренной игрой ума, оно наполнено черным юмором, проявления которого мы и прежде замечали за Рэналдом.

– Ума? Юмора? – воскликнул Уэддерберн.

– Да, в том смысле, в каком их толкует Фрейд. Удовлетворение загнанных глубоко внутрь и подавленных желаний в словесной или символической форме. Желание реабилитироваться за давнее преступление перед братом, доказать свое мужество, но осуществимое лишь путем повторного уничтожения Йена, которое теперь воспринималось как его спасение.

В наступившей тишине стало слышно, как за деревянной обшивкой галереи корчится в предсмертных муках очередная отравленная крыса. Уэддерберн достал носовой платок и провел им по взмокшему лбу.

– Знаете, – сказал он, – я все же предпочитаю сталкиваться со всеми этими безднами подсознания в книгах и учебниках. Причем в медицинских, а не юридических.

– Но они подчас не могут не фигурировать в обоих типах учебной литературы. Однако мы с вами еще далеко не исчерпали всего списка мотивов. И пока даже не обладаем всей полнотой информации. Где-то ведь до сих пор укрыты от нас корни чрезвычайно мощных мотивов страха и ненависти в отношении Нейла Линдсея, чье уничтожение было спланировано с поистине дьявольским искусством, аккуратнейшим образом вписываясь в самую крупную из головоломок Рэналда Гатри. Нам необходимо расследовать это. До сих пор окончательно ясно только то, что случилось с Йеном. Можно перечислить подробности, которые укладываются здесь в общую картину. К примеру, как поспешно Рэналд заколотил вход на галерею, унаследовав замок. – Я обвел лучом фонарика портреты, висевшие на стенах. – Род Гатри из Эркани! Традиции, преданные Рэналдом. Они сами были личностями дикими и темными. Но братоубийство, по сути совершенное Рэналдом в австралийском буше, выходило даже за их понятия о попрании чести.

Уэддерберн кивнул:

– По словам моего друга Кланклакета, они славились своей родовой сплоченностью.

– А затем такое же страстное нетерпение поскорее открыть галерею. У него возник план, и ему потребовалось убедиться в его осуществимости, удостовериться, что Гатри отличала необычная семейная черта, которая чаще встречалась в старину: они все поразительно походили друг на друга.

– Вот как раз это мне не совсем понятно… – вмешался Гилби.

– Тогда послушайте… – Я выудил из кармана собственный дневник Гилби и начал листать его. – Как вы сами заметили, это излишне литературная версия, но факты в ней изложены верно.

И я прочитал:

– «Гатри, обратившись в прах, вернул себе прежнюю невинность; его такое суровое и даже зловещее лицо с ярко выраженными чертами порочности сейчас стало лучше и чище, словно некий художник взял в руки губку и стер с портрета самые грубые линии. Мне доводилось читать о подобном эффекте, но столкнуться с ним при подобных обстоятельствах пришлось впервые, и впечатления до странности противоречивые. Я уложил тело в достойную позу…» И так далее. – «Мне доводилось что-то читать о подобном эффекте». Видите, насколько блестяще Рэналд все рассчитал. Ведь на самом деле вы смотрели на совершенно другого человека. Но вам показалось, что вы стали очевидцем изменения внешности под воздействием смерти, а это действительно хорошо описанный и научно установленный феномен. Смерть в самом деле имеет такой эффект: она снимает с лица выражение напряженности, тревоги, и складывается впечатление умиротворения и подобия невинности. Смерть, вероятно, и превратила бы Рэналда в его брата Йена. Иными словами, мертвый Йен, воспринимаемый вами как Рэналд, на самом деле предстал бы Рэналдом, черты лица которого сгладила гибель. И не забывайте, что ни вы, ни мисс Гатри никогда не имели возможности рассмотреть лицо Рэналда при подобающем освещении. В ночь вашего прибытия была искусно устроена подсветка из нескольких свечей. А наутро Гатри проявил осторожность, чтобы вообще не встретиться с вами. Видите, даже появившись в замке совершенно неожиданно, вы мгновенно были вписаны в общую картину складывавшейся головоломки. Формально же труп идентифицировали Хардкасл, который все знал, его подслеповатая жена и доктор Ноубл, не встречавшийся до этого с Рэналдом Гатри два года. От семейства Гэмли своевременно избавились, а появление старика Гэмли на месте падения тела оказалось единственной непредвиденной случайностью. Но он видел труп только при свете масляной лампы и ничего не заподозрил. Мисс Мэтерс – единственная обитательница замка, которая могла бы сразу понять, что покойный – это не Рэналд, уже находилась на пути в Канаду, и ее едва ли успели бы отыскать для процедуры формального опознания, проводившейся лишь однажды. Одновременно отсутствие мисс Мэтерс стало частью плана, предусматривавшего инкриминацию Линдсея. Как я уже сказал, вы и мисс Гатри, то есть те, кто мог, вообще говоря, стать неожиданной помехой для осуществления преступной схемы, сами того не сознавая, блестяще вписались в нее, добавив достоверности факту смерти именно Рэналда. И вообще, Рэналд продемонстрировал потрясающее умение пускать на пользу дела все, что подворачивалось под руку. От легенды об отрубленных пальцах до нежданного появления родственницы. Если разобраться, мисс Гатри, вы оказались ему полезны даже больше, чем сами предполагаете.