Душа моя съежилась. Я был вне себя от страха. Я кричал и кричал, чувствуя, что скоро рассудок покинет меня. Во сне я бежал прочь, гонимый лихорадочным ужасом, не зная, кто меня преследует. Я покинул тот мерзкий храм и адскую бездну, сознавая, что мне предстоит вернуться, если не случится чудо.

Наконец, глаза мои распахнулись. Я был не у дерева. Я распростерся на каменистом склоне; одежда моя была смята, изорвана. Мои руки были в крови. Я встал, и меня пронзила боль. Место было мне знакомо – с этого гребня мне впервые открылась сожженная земля! Должно быть, я несколько миль прошагал в беспамятстве! Я был рад тому, что не вижу дерево. Мои брюки были порваны на коленях – какую-то часть пути я передвигался ползком.

Я посмотрел на солнце. Полдень давно миновал. Где же я был? Я схватился за часы. Они стояли, показывая 10:34.

II

– Так у тебя есть фотографии? – протянул Теюнис. Мы завтракали; его серые глаза смотрели прямо на меня. Три дня прошло с тех пор, как я вернулся из Адских Земель. Он посмеялся над моим рассказом о том сне, что я видел под деревом.

– Да, – ответил я. – Напечатали вчера вечером. Я их еще не смотрел. Изучи их как следует, если вообще что-то получилось. Может быть, тогда ты передумаешь.

Улыбаясь, Теюнис потягивал кофе. Я протянул ему запечатанный конверт; он сломал печать и достал фотографии. Едва он взглянул на первую, как улыбка сошла с его львиного лица. Он затушил сигарету.

– Бог мой, старина, ты только погляди! – я перехватил глянцевый прямоугольник. Это был первый из снимков, сделанный мной с расстояния порядка пятидесяти футов. Я не понимал, что так взволновало Теюниса. Вот оно – дерзко стоит на холме, а у его корней – густая трава, где я отдыхал, и снежные вершины гор виднеются вдали.

– Смотри, – вскричал я, – вот доказательство того, что…

– Нет, ты смотри! – оборвал меня Теюнис. – Тени… Каждый куст, каждый камень, само дерево – у всех по три тени!

Он был прав. Под деревом нелепым веером друг на друга накладывались три его тени. Внезапно я понял, что в фотографии есть нечто неправильное, противоречивое. Листья на ветвях были чересчур пышными для творения природы, а раздутый, искореженный ствол вызывал отвращение. Теюнис швырнул фотографию на стол.

– Что-то не так, – пробормотал я. – Тогда дерево не казалось мне таким мерзким…

– Уверен? – проскрипел Теюнис. – Ты много чего мог заметить, только это не попало в кадр.

– Но на фотографии видно больше, чем я видел своими глазами!

– То-то и оно. Есть в этом ландшафте нечто несообразное, а что именно – не могу понять. Это дерево… оно вне пределов моего понимания. Слишком уж оно смутное, неясное, слишком ненастоящее, чтобы быть реальным! – Он нервно забарабанил пальцами по столу, вновь схватил конверт и быстро просмотрел оставшиеся фотографии.

Я поднял со стола отброшенную им фотографию, разглядывая каждую мелочь, и ощутил тень странной неуверенности и отчужденности. Все цветы и сорняки смотрели порознь, а трава росла самым невероятным образом. Дерево казалось тусклым, подернутым пеленой; черты его были едва различимы, но я обратил внимание на гигантские ветви и полусогнутые стебли цветов, вот-вот готовых упасть, но не падавших. И эти множественные, перекрещивающиеся тени… Все они не давали мне покоя, будучи слишком длинными или, наоборот, короче, чем стебли, и у смотрящего на них складывалось впечатление ненормальности происходящего. Не помню, чтобы та местность так поразила меня в тот день. Она вызывала ощущение чего-то мрачного, хорошо знакомого; глумливо намекала на нечто реальное, но столь же далекое, как звезды за пределами галактики.

Теюнис вернулся к реальности.

– Кажется, ты упоминал, что в твоем диком сне было три солнца?

Я кивнул; его слова привели меня в искреннее замешательство. Внезапно меня озарило. Я вновь взглянул на фото, и мои пальцы слегка задрожали. Мой сон, ну конечно!

– Остальные такие же, как эта, – сказал Теюнис. – Все та же неопределенность, те же намеки. Возможно, я смогу уловить дух этого места при свете дня, но слишком уж… Может быть, позже, если буду смотреть достаточно долго.

Какое-то время мы сидели молча. Вдруг у меня возникла идея, порожденная необъяснимым желанием вновь увидеть то дерево.

– Как насчет прогулки? Думаю, весь путь туда займет у нас полдня.

– Тебе не стоит идти, – задумчиво ответил Теюнис. – Да и вряд ли ты смог бы найти то место снова, даже если бы захотел.

– Чушь. Фотографии нам помогут…

– А ты видел на них хоть какие-то приметы?

Воистину, его наблюдательность поражала. Я снова как следует изучил снимки и признал, что таковых не было.

Теюнис бормотал себе под нос, жадно затягиваясь сигаретой:

– Совершенно нормальная, ну, или почти нормальная, фотография местности, словно явившейся из ниоткуда. Увидеть горы на такой высоте… невероятно! Погоди-ка…

Он вскочил с кресла, как раненый зверь, и выбежал из комнаты. Я слышал, как он рылся в нашей импровизированной библиотеке, ругаясь на чем свет стоит. Вскоре он возник на пороге комнаты, держа в руках старинный том в кожаном переплете. Он благоговейно открыл его и принялся изучать странные символы.

– Что это за книга? – спросил я.

– Ранний английский перевод «Хроники Ната», написанной Рудольфом Йерглером, немецким мистиком и алхимиком, черпавшим знания из трудов Гермеса Трисмегиста, древнего египетского мага. Этот отрывок может показаться тебе интересным и помочь понять, насколько то, с чем мы столкнулись, далеко от привычной нам природы. Слушай:

Я с изумлением уставился на умолкшего Теюниса. Наконец, он вновь заговорил: