Три недели спустя, двадцать третьего апреля 1749 года, Чиппендейлы отнесли своего сына в соседнюю маленькую церквушку Св. Павла. Та вместе с огороженным внутренним двориком была крохотной, если сравнить ее с огромным собором Рена, который находился почти рядом. Сына крестили, ему дали имя отца, но известность он обретет под уменьшительным именем Томми. Один из подарков ко дню крещения пришел не сразу — это была гравированная шкатулка из итальянского серебра, присланная крестной матерью ребенка, которую по договоренности заменила одна из его тетушек.

Мальчик был сильным, здоровым и хорошо рос. Первые несколько недель он редко беспокоил родителей после того, как его клали в колыбель на ночь, что дало Кэтрин возможность посвящать многие вечерние часы сочинению писем с просьбой поддержать «Путеводитель». Однажды вечером Томас помогал Кэтрин сложить и запечатать воском письма, как вдруг она решительно заявила:

— Нам пора приобрести собственный дом. Дело процветает, это место мне порядком надоело. Покупать дом пока нет необходимости. Мы можем снять его.

Томас ничего не сказал и продолжал нагревать воск над пламенем свечи, в воздухе повис аромат мускуса. Если учесть доходы от расширявшегося дела, снять дом будет нетрудно. Это можно было сделать и вначале их семейной жизни, но все дело в том, что его устраивала жизнь рядом с мастерской. Томас с самого начала рассчитывал переехать, когда наступит время и можно будет вложить деньги в мастерскую и жилье в таком месте, которое будет и достойным, и престижным. Другой, менее удачный, вариант его не устраивал.

— Помещения, в которых мы сейчас живем, можно использовать в качестве необходимого тебе дополнительного склада, — продолжила Кэтрин, прибегая к доводу, который, по ее мнению, должен был прийтись мужу по душе.

— Я пока не вижу причин принимать поспешные решения, — беспечно ответил он.

Кэтрин стукнула ладонью по столу и от досады сердито взглянула на него.

— Ты так считаешь? Подумай немного. Я говорю, что у нас есть серьезные на то причины. — Заметив, что в его глазах мелькнула догадка, она тяжело вздохнула, опустилась в кресло и уронила руки на колени. — Да, Томми едва исполнилось девять месяцев, а я уже на втором месяце беременности. В моем чреве уже два месяца растет ребенок. Ты ведь не хочешь, чтобы я воспитывала второго ребенка в этих тесных комнатах.

Кэтрин добилась своего. Они нашли дом в Кондит-Корте, на Длинном акре. Это был приличный дом и вполне их устраивал. Для Томаса самое главное состояло в том, что дом находился почти рядом с мастерской. Кэтрин так обрадовалась, что переселилась, и даже не возражала против скромной мебели. Она сама изготовила занавески, а один из работников Томаса — тот, кого звали Хейнсом, развесил их. Она хорошо понимала, что новое жилище не очень обрадовало Томаса, поскольку он представлял переезд в совсем ином свете.

Изабеллу держали в курсе всего, что происходило, и она обрадовалась, узнав, что Кэтрин выехала из дома, который ей так не нравился. Зная, что Кэтрин интересуется ее путешествием, Изабелла иногда присылала ей одну из многочисленных акварелей, которые она рисовала в пути. Изабелла не очень владела кистью, но сумела неплохо передать оживленный рынок, великолепие старинного здания, множество сцен, которые видела во время долгого путешествия. Она не сомневалась, что ее акварели понравятся Кэтрин больше всего. Но происходило и более значительное событие — самый выдающийся художник Флоренции рисовал ее портрет. Изабелла скрыла от Оуэна тот факт, что она позирует художнику, и решила в день свадьбы преподнести ему подарок.

Затем, по мере того как проходили недели, ей стало ясно, что о браке нечего и мечтать. Оуэн ни разу даже не обмолвился об этом. Он говорил о любви не больше, чем о других событиях, происходивших вокруг них, но Изабелла так и не услышала вопроса, которого ждала с большим нетерпением.

Однако он любил ее не меньше, чем она его. Как бы то ни было, он проявлял больше страсти. Иногда казалось, что его необузданная страсть объясняется страхом потерять ее. В свою очередь Изабелла все больше осознавала, что о них повсюду сплетничают. Она замечала, как дамы посмеиваются, прикрываясь веерами, видела, как при ее приближении замолкает шепот. Она могла объяснить это лишь завистью, царившей среди замкнутого круга людей, которые находили отдушину в скандалах и сердечных делах, ибо они с Оуэном с самого начала не скрывали, что страстно влюбились друг в друга. Когда Изабелла узнала, что сэр Хорас говорил Оуэну о необходимости соблюдать благоразумие, она испугалась, как бы не подвергнуть опасности дипломатическое будущее возлюбленного. Изабелла хотела поговорить с ним об этом, но ей пришлось совсем отказаться от этой темы, ибо он заверил, что для беспокойства нет никаких причин. Всю эту ситуацию можно было разрядить, если бы они обручились, но он не собирался жениться на ней.

Она знала, что настанет день, когда все надо будет решить раз и навсегда. Изабелла подождала до вечера, когда они вернулись после поездки в Кашине. На коленях у нее лежали цветы, которые он по пути купил у цветочницы. Изабелла оставила часть благоухающих цветов в фарфоровую вазу, стоявшую посреди освещенного свечами стола на террасе, которая выходила в сад. Затем оба сели за ужин.

Они не раз ели за этим столом на террасе, иногда даже завтракали, в тех случаях, когда она не возвращалась к себе, а проводила ночь вместе с ним на его вилле. Как всегда, он был нежен и внимателен. В таких случаях Оуэн отпускал слуг и сам ухаживал за ней. Изабелла впервые почувствовала, что не способна вести себя раскованно, в ней росло напряжение по мере того, как она готовилась спросить, какое будущее ждет их любовь.

Позднее, когда гуляли по саду в этот теплый осенний вечер, он дал ей возможность сказать то, о чем она все время думала.

— Ты весь вечер молчала, — задумчиво сказал он. — Что тебя беспокоит?

— Я решила, что настало время уезжать из Флоренции, — ответила Изабелла сдавленным голосом. — Завтра начнем собирать вещи. Я намерена уехать в конце недели.

— Ты вернешься в Англию?

Ей стало плохо от досады, что он и не думал задержать ее.

— Да…

— Тогда мы снова встретимся в Лондоне.

У нее появилась надежда. Изабелла повернулась к нему лицом, не высвобождаясь от его руки, которая обняла ее за талию.

— Правда? Когда?

Оуэн коснулся ее щеки и посмотрел ей в глаза.

— Я не могу сказать, когда это произойдет. Все зависит от того, как долго обязанности задержат меня в Италии. После этого меня пошлют в другую страну.

— На это могут уйти годы, — отчаянно воскликнула она.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Ты же знаешь, я честолюбив. Мне бы отлично подошло назначение в одну из американских колоний, что могло бы обеспечить мне пост губернатора. Сейчас во мне здесь нуждаются больше, чем ты можешь представить. Мне бы хотелось просить тебя остаться в этом городе, но приходится отпустить тебя.