интерес — которого не должно было быть, не должно! Ведь он знает, что с ней сделали. Ему, наконец, должно быть противно. Или… он тоже не прочь попробовать?

— Я сама пойду, — пробормотала она, поспешно отводя взгляд.

Откуда у нее такие черные мысли?

Как раз Итан ее не обидел ни разу. Ничем.

— Тогда пойдем, — он подошел и решительно взял ее за руку.

Вельмина молча попыталась вырваться, но дракон держал крепко. Сверкнул серыми глазищами.

— Не вырывайся, воробьишка. Не поможет.

И Вельмина смирилась. Почти.

— Да зачем ты это делаешь? — только и спросила она.

— Потому что так надо, — ответил Итан и пошел вперед, потянув ее следом за руку.

Вельмина поплелась следом.

У нее все ещё болело… Да много чего болело, на самом деле. И разбитые губы, и ребра, и низ живота неприятно тянуло. В молчании мысли снова стали напоминать разбредающихся темных лошадей, чьи силуэты медленно растворяются в тумане. Но одна мысль все же оказалась ясной.

«Он хочет, чтобы я привыкла к его прикосновениям», — подумала Вельмина.

Но зачем?

«Наверное, чтобы заставить меня не чувствовать отвращения к… мужчинам».

***

Им очень повезло, насколько Вельмина это понимала. Во-первых, не было погони. Во-вторых, лес здесь не был густым. В-третьих, комаров было мало.

Пару раз они находили родники — и это тоже было огромной удачей, потому что, если без еды можно прожить несколько дней, то без воды — никак.

Они устраивали привалы, Итан неторопливо рассказывал о том, что с ним произошло в эти дни, и мало-помалу картина происшедшего стала проясняться в глазах Вельмины. Только вот… одно было совсем плохо: Вельмина чувствовала, как тонет в тоске и ненависти — к тем, кто просто пожертвовал ей, бросил меж жерновов ради собственной выгоды. Да как так-то? Разве она не человек? Почему одним можно все, и с них как с гуся вода, а другие — как будто предназначены, чтобы ими пользовались? Мысли эти рождали отвращение к себе. Ненависть к людям. И снова — к себе. Грязь изнутри заполнила каждый закуток ее души, оплела вязкой паутиной сердце.

«Я бы убила их. Их всех», — плавало жуткое среди безликих, темных и невнятных мыслей.

А Итан все время держал ее за руку, словно боялся потерять. Он шел вперед, и очень размеренно, спокойно, рассказывал — о том, что, получается, без катализатора происходит какое-то половинчатое превращение, и что действительно, трансмутация возможна под воздействием очень сильных эмоций.

— Гарье говорил, что самая сильная эмоция — страх смерти, — вспомнила Вельмина.

— Думаю, нет, — возразил Итан, — я боялся, что не найду тебя живой. Самый сильный страх — за тех, кого мы любим.

Вельмина сделала вид, что пропустила сказанное мимо ушей.

Возможно, раньше… да, раньше она была бы счастлива услышать это от него. А теперь? Нет больше той Вельмины, ее испачкали и растоптали. Она больше не хочет никаких мужчин — никогда. И сам Итан — разве может он хотеть женщину, которую пользовали, как шлюху?

— Смотри-ка, — Итан вдруг остановился, — здесь охотничий домик. Нам повезло, как думаешь?

Вельмина посмотрела вперед. Действительно, сквозь прорехи в яркой весенней зелени просвечивали бревенчатые стены. Итан, отпустив наконец ее руку, прошел вперед, осмотрел постройку. Вельмина услышала, как он открыл скрипучую дверь и крикнул — «есть кто живой?»

Ответом была тишина.

— Иди сюда! — позвал Итан, — здесь все неплохо сохранилось. Переночуем и пойдем дальше.

Вельмина кое-как продралась сквозь кусты и осторожно заглянула в распахнутую дверь домика. Итан был уже внутри, стоял, чуть пригибаясь — потому что рассохшийся дощатый потолок был низким для него — и с интересом осматривался. Он улыбнулся Вельмине, протянул руку, буквально затащил по кривым подгнившим ступенькам крыльца.

— Осторожно, тут, сбоку, пол подгнил… — и молча положил ей руку на талию, обнимая, заставляя приблизиться.

Вельмина судорожно вздохнула. У нее просто не осталось сил отталкивать его. Она больше думала о том, как бы устоять на ногах и не упасть, не сложиться марионеткой, которой обрезали все нити. Натертые ноги пекло, тело болело так, словно она попала под лошадь, разбитые губы саднило и неприятно тянуло.

Она попыталась заставить себя не думать о том, что ее снова трогает мужчина, и принялась осматриваться.

Домик, судя по всему, пустовал не долго: ни воры, ни животные здесь ничего не разрушили. Под маленьким окошком, с чудом сохранившимися стеклами, стоял большой сундук. В углу — грубо срубленный стол и такой же неказистый табурет. Вдоль противоположной стены, по правую руку от входа, Вельмина увидела широкую лежанку, тем не менее, аккуратно застланную серым стеганым одеялом. И все. Больше ничего не было.

Итан выпустил ее из своих объятий, шагнул к стене, затем продемонстрировал Вельмине небольшую жаровню.

— Мы шикарно переночуем, воробьишка. На кровати и в тепле.

Вельмина молча подошла к лежанке, провела рукой по одеялу, затем приподняла край и заглянула под него. Подушки здесь не было, равно как и перины. Просто одеяло поверх досок, но именно это простое и не очень-то чистое одеяло так и манило. Вельмина покосилась на Итана — а тот уже присел на корточки перед сундуком, откинул крышку.

— О, смотри-ка, — Вельмина не видела, что там внутри, но услышала гулкий стук передвигаемых глиняных емкостей и шелест бумаги, — крупа есть. Сухари! Пища богов, — заключил он и весело рассмеялся.

Она тоже подошла и заглянула в сундук. Оказалось, там в самом деле были глиняные горшки с крышками. Итан взял один из них, поднял, понюхал содержимое. Затем ковырнул его пальцем и осторожно лизнул.

— Определенно, сегодня у нас должен быть пир, — сказал весело и подмигнул Вельмине, — я нашел сало. Не могу сказать, сколько оно тут нас ждало, но вполне съедобное.

Итан тут же торопливо поставил все на место и, положив Вельмине руки на плечи, объявил:

— Госпожа Вельмина де Триоль. Сейчас я принесу сухих веток, мы из них соорудим костерок на жаровне. Более того, я принесу воды, тут полно ручьев. Но есть одна проблема…

Сказано это было так, что Вельмина похолодела. Мало им проблем? Что ещё могло случиться?

— Когда я жил с королевой Лессией, — светлые глаза Итана неожиданно смеялись, — я узнал, конечно, много нового и интересного. Она поразительным образом умела расширить кругозор своего карманного дракона. Но вот кое-чему она меня так и не научила.

—