Сектор для рабов создавал совершенно гнетущее настроение. Девушка была подавлена гораздо сильнее, чем от кварталов для полуграждан, контролировавшихся уличными бандами.

— Где же все люди? — негромко спросила Женька.

— На работах. Местное население централизованно свозят на заводы, они тут недалеко. Либо рабочие идут самостоятельно, если живут поблизости. Для собственности корпорации не выйти на работу — тягчайшее преступление. Но здесь еще неплохая жизнь, на горно-обогатительных комбинатах условия гораздо хуже.

Ливадова представила, как по утру улицы наполняются людьми, чья судьба быть живыми винтиками на заводах и фабриках. Без просвета и надежды, а по дорогам разъезжают полицейские патрули. Стало очень не по себе. Ливадова думала, что нет ничего хуже, чем жизнь среди проституток и наркоторговцев. Оказывается, есть. Не удивительно, что кто-то из неграждан-рабов становится террористами.

Женька вспомнила историю — она все же готовилась, чтоб поступить на исторический факультет и стала студенткой. В последние десятилетия существования царскую Россию охватила волна террора, и в обществе очень многие сочувствовали террористам. Не похож ли этим двадцать третий век на рубеж девятнадцатого и двадцатого столетия? Вон и Дмитрий с явным осуждением рассказывает о Загоне. Почти не скрывает, что противник нынешнего режима.

Ох, куда-то далеко уводят размышления, а на языке еще столько вопросов! Уж если Ливадова в новом для себя мире и вдруг получила возможность присмотреться к его дну, то стоит воспользоваться этим шансом и узнать побольше о новой для нее реальности. Чтоб знать, что нужно избегать любой ценой!

— Здесь нет магазинов. Где же берут продукты?

— Вы точно из глубокой-глубокой провинции, — хмыкнул Дмитрий. — Рабам зарплату не выдают. Их кормит и одевает собственник. Завтрак, обед и ужин получают в заводских столовых. Одежду тоже на предприятиях.

— Сколько же длится рабочий день?

— От двенадцати до четырнадцати часов.

— А дети?

Логично предположить, что дети тоже растут на заводах, если только там можно получить еду.

— Дети ужинают в столовых по норме-выдаче в зависимости от возраста. Столовая в каждой многоэтажке имеется. Туда могут и рабочие заглянуть. Зарплату они не получают, но кое-какие копейки имеют. Всякие бонусы и прочее.

— Дети только ужинают?

— А вы разве не знаете? Я ж рассказываю прописные истины.

— Нет, не знаю, — Ливадова поджала губы. Наверно, она задает странные вопросы для гражданки Корпорации, однако хочет их задать!

— Дети рабов завтракают и обедают в школах.

Женька даже заморгала от удивления. В школах? Чего точно не ожидала так это того, что бездушная Корпорация тратит деньги для рабов. Хорошо, Дмитрий в этот момент смотрел на полицейских, стоявших на очередном перекресте. Что-то долго они провожали взглядом желтое такси.

— Мы ж вымираем. В смысле человечество. Медленного, но верно, а дети рабов — это источник пополнения граждан во всех цивилизованных секторах мира. Если они с детства проходят правильный образовательных курс, то принимают вживление нетчипа. Становятся полугражданами, а там и до гражданства недалеко.

Таксист кинул на Ливадову взгляд, и как будто в нем промелькнула подозрительность.

— Если дети рабов соответствуют нужной галлогруппе, то могут претендовать на гражданство. Но таких все же не много, за Периметром потомков населения прежней России практически нет. Однако, согласитесь, статус полугражданина много лучше, чем рабство.

Женька кивнула. Такси повернуло направо. Впереди у тротуара стоял припаркованный автобус. Из него выскакивала разновозрастная детвора.

— Со школы приехали, — пояснил Дмитрий.

— Притормозите, — попросила Евгения.

Она не ошиблась, когда издалека показалось, что у всех детей на шеях что-то есть. Тонкие черные кольца.

— Идентификационные устройства, — Дмитрий понял, что привлекло внимание девушки, — или, попросту говоря, рабские ошейники. Позволяют отслеживать местонахождение каждого раба. Некродоты с маячками ведь запрещены. Чтоб не отследить хозяина через его собственность. А так, надел на двуногий инвентарь ошейник, и всегда знаешь, где он, можешь мониторить физиологические показатели.

— Как будто у животных! — воскликнула Ливадова.

Черные ошейники у ни в чем не повинных детей вызвали мерзкое впечатление. Ребятня шумела и смеялась — самые обычные дети, как любые другие, но при этом чья-то собственность.

— Пока они рабы, то по закону не больше чем двуногий, говорящий и мыслящий скот.

Такси заглушило мотор. Водитель, и пассажирка задумчиво рассматривали школьников. Одеты все одинаково, в серую ученическую форму — пиджачок, брюки, а у девочек вместо штанов юбка-колокольчик, туфли И черные ошейники, которые никто вроде бы не замечает!

— В других секторах Красноярска тоже есть рабы, но я не видела у них ошейников, — вспомнила Женька.

После получения гражданства ее нетчип заработал в полную силу и показывал статус людей. Она встречала рабов и не помнит черных колец на шеях. Да и на нее никто ошейник не надевал.

— В приличных районах, — Дмитрий скривился так, будто съел насекомое, — не принято, чтоб рабы показывались в обществе с ошейниками. Впрочем, все зависит от воли владельцев. Кто-то заставляет носить идентификатор на руке в виде часов, кто просто требует, чтобы идентификационное устройство лежало в кармане. Они разные бывают.

Такси стояло, прижавшись к тротуару. Мимо пронесся с включенными проблесковыми огнями полицейский броневик. На дверях крупными цифрами нарисован номер 013.

— Но вообще, если раб может самостоятельно передвигаться по городу, то это проверенный, не доставляющий беспокойства своим хозяевам раб. Что-то вроде домашней прислуги. Многие из таких живут гораздо сытнее обычных граждан, потому что являются собственностью богатых семей либо организаций. Вот и не дергаются. Особенно бывшие одичалые — считай, что в рай попали, если сравнивать с Дикими землями. Но они не более, чем имущество своих хозяев.

Показалось, что Дмитрий хотел закончить небольшой рассказ парой крепких словечек, однако сдержался. Ливадова улыбнулась, только все равно очень тягостно на душе. Евгения не ожидала, что чужая судьба сможет столь сильно задеть ее чувства. Успокаивало лишь-то, что у детей-то вполне реальные перспективы вырваться из ада с ошейниками. Именно из ада, по-другому назвать подобное существование Женька не могла.

— А старики? Их тоже?.. — Ливадова замялась.

Что «тоже»? О чем она спрашивает?

— Со стариками все иначе, — Дмитрий помрачнел. — Когда не могут больше работать, их увозят.

— Куда?

Женька испуганно заморгала. Она боялась услышать ответ.