Хмыкнув, Давыдов быстро умылся и уселся к столу – вкуснейший запах свежесваренного кофе уже будоражил мозг.

Банкир лично разлил кофе по фаянсовым чашкам… слишком уж дорогими для обычной крестьянской избы, даже для финской.

– Прошу вас…

Денис отпил, блаженно зажмурившись, и вежливо поблагодарил:

– Благодарствую, господин шпион.

– Ах да, – лжебанкир тут же стал серьезным. – Позвольте представиться – адъютант, офицер королевского штаба полковник Ларс Ульвеус! Да, как вы уже догадались – швед. Очень рад нашему, так сказать, всамделишному знакомству. Признаться, не ожидал от вас такой прыти! Еле ушел.

– Будете вести допрос? – Давыдов поставил чашку и, скосив глаза, быстро глянул в окно… Двор, за ним – почти сразу – лес… Похоже, какой-то отдаленный хутор.

– Если надумали бежать, то, боюсь, я вас разочарую, – улыбнулся шпион. – Здесь вокруг одни болота. Тропинки знают только местные – верные подданные его величества короля Густава Вильгельма.

Денис ничего не сказал, лишь снова потянулся к чашке…

– Что же касается допроса, – между тем продолжал швед, – так его не будет. То, что надо, я уже узнал, иначе бы не ушел. Относительно же вашей дальнейшей судьбы, уважаемый Денис Васильевич, то скажу так – я бы хотел обрести в вас друга. Да-да – друга! Ведь мы с вами вовсе не враги. Наши народы стравили… и вы прекрасно знаете – кто. И я уверен, что вовсе не считаете Бонапарта другом России! Ведь не считаете?

– Не считаю. И что с того? – Давыдов окинул собеседника спокойным и даже в какой-то степени безмятежным взглядом и негромко продолжил: – Однако мы с вами воюем. Россия и Швеция. И вы – офицер враждебной моему Отечеству стороны.

– Да, так, – порывисто возразил полковник. – На какое-то время – да! Поймите, я бы очень хотел, чтобы наши страны стали союзниками! Еще ведь есть и Англия… вместе мы разгромили бы узурпатора, и Россия смыла бы наконец с себя позор Аустерлица и Тильзита! Или вы не считаете это позором, Денис?

Гусар застегнул доломан на все пуговицы и поднялся на ноги:

– За этот, как вы изволили выразиться, позор русские воины – солдаты и офицеры – заплатили своей кровью! И винить их в чем-либо…

– Да бог с вами! Я их ни в чем не виню! Просто наши страны могли бы…

– Могли бы. Но Бог судил иначе. Желаете еще что-то сказать?

Холодно посмотрев на шведа, Давыдов демонстративно заложил руки за спину, всем своим видом показывая, что ему не слишком-то приятна эта беседа… пусть даже пока это и не допрос.

– Пожалуй, на сегодня мы пока и закончим, господин штабс-ротмистр, – полковник Ларс Ульвеус тоже поднялся на ноги. – Если вы хорошо себя чувствуете, то можете прогуляться… Только предупреждаю, вас будут сопровождать. Нет-нет – как я уже сказал, вы отсюда не убежите… просто провалитесь еще в трясину, а она здесь глубокая. Я же пробуду здесь еще дня три… и каждый вечер буду докучать вам своим обществом.

Простившись с пленным до вечера, шпион вышел. Каблуки его сапоги простучали по крыльцу и затихли… В горнице тут же появилась неулыбчивая пожилая финка, собрала со стола посуду, принялась мыть… Что ж, настало самое время воспользоваться любезным советом шведа – в самом деле выйти прогуляться, хотя бы чисто из любопытства, для рекогносцировки, так сказать.

Как и предполагал Денис, он оказался в лесной усадьбе. Добротный господский дом в два этажа, несколько крестьянских изб, в одной из которых и проснулся пленник. Огороды, аккуратные изгороди, блестевшее за деревьями озеро, луг, на котором лениво помахивали хвостами буренки. Вполне себе зажиточное хозяйство – несколько амбаров, конюшни, даже ветряная мельница! Интересно, действительно ли кругом трясина? Вернее, такая уж ли она непроходимая?

Щурясь от солнышка, гусар неспешно прошелся до озера и обратно, краем глаза приметив крепкого сельского парня, неотлучно идущего в отдалении. Ну, Шенгранн ведь предупреждал… вернее, не Шенгранн, а как его… полковник Ульвеус. Да уж, попал так попал, господин гусар! Как-то выбираться надо… придумать – как. Швед сказал, что пробудет здесь еще три дня… а дальше что? Уедет? А он, Денис? Останется здесь, или… Впрочем, все это можно осторожненько разузнать за ужином. Сейчас же покуда пойти, выспаться, а то голова что-то прямо раскалывалась. То ли от кофе, то ли от свежего воздуха.

Войдя в дом, пленник снял сапоги и куртку, растянулся на ложе, заложив под голову руки. Думал. Пока хорошо было только одно: генерал-майор Кульнев уже наверняка успел отдать приказ об аресте пособников шпиона – баронессы Матильды и ее ушлого юного слуги. Ишь ты… как ловко они собирали пароли! Ах, Матильда, Матильда…

Ужинали в господском доме. Опять-таки вдвоем со шведом, если не считать парочку безмолвных слуг. Небольшая обеденная зала, овальный стол, крытый серовато-белой скатертью, простая, без особенных изысков, еда. Мясо, тушенное с репою и морковью, форелевая уха со сливками, ржаные крестьянские пирожки, каша. Правда, еще нашлось недурное вино… весьма-весьма недурное.

Шпион не обманул: никто пленника не допрашивал. Однако каждую трапезу полковник обильно сдобрял беседами, в коих затрагивал самые разные темы, весьма болезненные для русского уха. В большей степени, конечно, говорил о Наполеоне, о «неправильной» этой войне, о том, что новоявленный император французов стремится к мировому господству и всенепременно нападет на Россию. Еще говорил о русской армии. О солдатах и офицерах – с нескрываемым почтением, о командующем и его штабе – с презрением и ехидством.

– А ведь мы вас непременно разобьем, Денис Васильевич! Вот увидите – разобьем, – смеялся швед. – И вовсе не потому, что ваши воины нерадивые неумехи или, упаси боже, трусы. Отнюдь! Не поэтому, а… вы сами прекрасно знаете, почему.

– Будто у вас в интендантствах не воруют, – пытался возражать Денис.

Сказал – и тут же попался!

– Воруют! – полковники Ульвеус охотно, даже с некоторой веселостью, покивал и тут же парировал: – Однако мы своих воров вешаем, вы же их награждаете. Вам известно, насколько увеличилось состояние генерала Буксгевдена с момента начала войны? А состояние генерала Беннигсена? О, это очень большие цифры, смею вас уверить.

Вот здесь возразить хитрому шведу было абсолютно нечего! В самые болевые точки бил, стервец.

А еще припомнил крепостничество.

– Да как же так можно, дорогой вы мой, чтобы одни люди владели другими? Словно какие-нибудь сатрапы или восточные деспоты! А между прочим, девятнадцатый век на дворе. Просвещеннейший! Вы только вдумайтесь – девятнадцатый! Вы только вдумайтесь, какие блага он принесет человечеству. Ах, боже ты мой, даже подумать страшно… От восторга страшно, не от чего иного. Во всем мире свободы расцветут… а у вас? Так и будете людьми владеть, словно патриции римские?

Все правильно говорил швед, и крыть было нечем. Говорил, говорил, а через пару дней исчез. Как и обещал – уехал. Тихо, по-английски, не прощаясь. Честно сказать, Давыдов ощутил даже какую-то обиду – привык уже к стервецу. Мог бы ведь и заглянуть, попрощаться…