Похоже, теперь они хотят, чтобы в дело вмешались солдаты. Для них освобождают проход. Солдаты, естественно, хорошо вооружены. Мы не знаем, попытаются ли они арестовать чужестранцев. Как мы уже видели, проповедники не нападали на тех, которые лежат сейчас поверженными на земле, они даже не оборонялись. Снова говорит Моше: «Уберите своих мертвецов, но не приближайтесь к нам, говорит Всевышний Бог!» Он произнес эти слова так громко и властно, что солдаты повиновались и унесли этих людей. Мы будем сообщать вам все, что нам станет известно о тех двоих, которые совершили попытку нападения на проповедников здесь, у Стены Плача в Иерусалиме. Сейчас проповедники провозглашают: «Иисус из Назарета, родившийся в Вифлееме, Царь евреев, избранный правитель всех народов «Дэн Беннет для Си-эн-эн из Израиля».

Во время телепередачи в кабинет Стива вошли Мардж и еще несколько сотрудников.

— Разве этот не поразительно? — сказал кто-то. — Два безумца!

— Кого вы имеете в виду, — спросил Бак. — Проповедники, кем бы они ни были, предупреждали их.

— Так что же все-таки там происходит? — спросил кто-то.

— Все, что я могу сказать, — вступил Бак, — так это то, что происходящее там не поддается никакому объяснению. Стив поднял брови.

— Если вы верите в непорочное зачатие, для вас это истина на все века. Бак встал.

— Мне нужно в аэропорт «Кеннеди», — сказал он.

— Что там у тебя за дело?

— Ты не забыл, что в моем распоряжении двадцать четыре часа?

— Не дотягивай до конца срока. Если ты дашь согласие слишком быстро, ты будешь выглядеть торопыгой; если затянешь — покажешься нерешительным.

Бак понимал, что Стив прав. Он уже решил принять сделанное ему предложение, чтобы обезопасить себя от других претендентов. Он не хотел, чтобы мысли об этом преследовали его весь день. Бак был рад, что его немного отвлечет встреча с Хетти Дерхем. Сейчас у него была одна забота: сумеет ли он ее узнать, ведь их единственная встреча произошла в таких драматических обстоятельствах.

Рейфорд и Хлоя прибыли в Нью-Йорк сразу после полудня и отправились прямо в клуб «Панкон», чтобы подождать там Хетти.

— Я думаю, она не появится, — сказала Хлоя.

— Почему?

— Потому что если бы я была на ее месте, я бы не пришла.

— Но ты не она, слава Богу.

— Не принижай ее, папа. Почему ты считаешь, что ты стал лучше?

Рейфорд чувствовал себя отвратительно. Почему он должен думать о Хетти плохо только потому, что временами она казалась ему непонятной. Когда он испытывал к ней чисто физическое влечение, это его совсем не беспокоило. И только потому, что она была груба с ним по телефону и не ответила согласием на его приглашение встретиться сегодня, она не должна стать для него менее интересной, менее достойной.

— Я не стал лучше, — признался он. — Но почему бы ты не пришла, если бы была на ее месте?

— Потому что мне было бы понятно, что у тебя на уме. Ты собираешься сказать ей, что у тебя уже нет прежних чувств к ней, что теперь ты хочешь позаботиться о ее бессмертной душе.

— Ты слишком упрощаешь.

— Потому что ты хочешь показать, будто заботишься о ее душе, а она подумает, что по-прежнему интересует тебя как человек.

— В том-то и дело, Хлоя, что она никогда не интересовала меня как человек.

— Но она-то этого не знает. Поскольку ты был таким осторожным и деликатным, она считала, что ты лучше большинства мужчин, которые действовали бы более прямолинейно и сразу стали бы приставать к ней. Я думаю, что она чувствует неловкость из-за мамы. Возможно, она понимает, что ты сейчас не в состоянии завязать новые отношения. Но нельзя дать ей почувствовать, что сейчас ей дают отставку, и это происходит по ее вине.

— Но это так и есть.

— Нет, папа. Она была доступна. Может быть, ты и не был готов к более близким отношениям, но подавал знаки как будто это так. Тогда это создавало впечатление честной игры.

Он покачал головой.

— Может быть, поэтому я и вел себя плохо в этой игре.

— Ну что ж, я рада за маму.

— Значит, ты думаешь, мне не следует очень уж ее отталкивать или переходить к разговорам о Боге?

— Да ты ее уже оттолкнул, папочка! Она уже прекрасно поняла, что ты собираешься ей сказать, и ты подтвердил это! Вот поэтому я и говорю, что она не придет. Она ужасно обижена.

— Да, очень.

— Тогда почему ты думаешь, что она воспримет твои идеи насчет прыжка в небеса?

— Вовсе не прыжок! Но, по крайней мере, это должно свидетельствовать о том, что я отношусь к ней уважительно?

Хлоя поднялась и взяла лимонад. Она вернулась, села рядом и положила руку на плечо отца:

— Я не хочу выглядеть всезнайкой, — сказала она, — ты вдвое старше меня, но разреши уж мне объяснить, что думают женщины, особенно такие, как Хетти, ладно?

— Я весь внимание.

— Она выросла в религиозной семье?

— Думаю, что нет.

— Ты никогда об этом не спрашивал? А она никогда об этом не говорила?

— Да оба мы как-то не задумывались над этим.

— А ты никогда не жаловался ей на одержимость мамы, как ты иногда жаловался мне?

— Если подумать, то да, бывало. Пожалуй, я использовал это, чтобы показать, что у нас с твоей матерью неважные отношения.

— А Хетти говорила тебе что-нибудь о том, как она относится к Богу?

Рейфорд попытался вспомнить.

— А знаешь, кажется, что она что-то говорила, что-то в поддержку, а может быть, даже и с симпатией о твоей маме.

— В этом есть смысл. Даже если у нее и было намерение встать между вами, она пыталась убедить себя в том, что это не она вбила клин между тобой и мамой, а ты сам.

— Как это?

— Я говорю все это предположительно. Я это к тому, что тебе не следует ожидать, чтобы человек, который даже не получил церковного воспитания, придет в восторг от разговоров о небесах, Боге и тому подобных вещах. Мне трудно говорить об этом, ведь я люблю тебя и знаю, что для тебя это самое важное в жизни. Ты не должен предполагать, что представляешь для нее сейчас интерес, особенно если это оказывается чем-то вроде утешительного приза.

— Приза за что?

— За потерю твоего увлечения.

— Но теперь мое отношение к ней более чистое, более искреннее!

— Это для тебя. А для нее это гораздо менее привлекательно, чем обладание человеком, который ее любит и живет для нее.

— Но именно это даст ей Бог.

— Для тебя это звучит как реальное благо. Но увергю тебя, папа, это совсем не то, что она хотела бы услышать от тебя сейчас.