Большевистский сепаратизм был усмирен сталинской партократией, создавшей формально свободный союз советских республик, реально стянутый в единую политическую и хозяйственную систему сетью парторганизаций и карательных органов госбезопасности. Нынешний либеральный сепаратизм стал не только инициатором Беловежского сговора 1991 года, разрушившего единое государство, но и всей последующей политики возвышения «титульных» олигархий уже на территории Российской Федерации.

Сходство коммунистического и либерального большевизма наблюдается в главном вопросе, от решения которого зависит ближайшее будущее России. Речь идет о русском народе и русофобии. Большевики начала XX века и начала XXI века едины в своей злобе против русских. Ленин рассматривал русских как национальность, великодержавно угнетавшую другие национальности Империи. В порядке компенсации Ленин предлагал унизить русских и фактически дать привилегии всем остальным народам. Что и было сделано. Русские были лишены статуса народа. Точно то же самое происходит сегодня. В государственной риторике, в законодательстве понятие «русский народ» не существует. Полицейские репрессии направлены против роста русского самосознания, против русского сопротивления этнобандитизму, против русских общественных движений, против участия русских партий во власти.

Два большевизма, по виду непримиримых, выполняют одну и ту же миссию – разрушение России и уничтожение русского народа. Адепты того и другого пытаются превратить политику в спор между собой. Русским надо обе идеологические доктрины рассматривать как враждебные, как побуждающие союзные русским народы к русофобии и сепаратизму. Русский национальный интерес – единая и неделимая русская держава, в которой другим народам есть достойное место, но нет места сепаратистам, русофобам, анархистам и нигилистам, нет места как «красным», так и «белым» большевикам.

Русскую историю до сих пор пытаются представить как повод для идеологических споров, доводящих людей до взаимной ненависти. Между тем, русская история – это цепь триумфов и трагедий. XX век был особенно богат именно на трагедии, изорвавшие миллионы человеческих судеб и саму страны в клочья. Ужасные заблуждения приводили патриотов России к безумным решениям, к бессмысленным бунтам, к «незнанию России посреди России» (Гоголь).

Драматические события Гражданской войны 1918–1922 гг. за давностью лет, стертостью советской и постсоветской пропагандой представляются как глупая в своей непримиримости схватка «белых» и «красных». При этом «белые» чаще всего считаются защитниками прежнего образа жизни, империи и самодержавия. Это курьезное заблуждение уже не раз опровергалось. Но также и вновь утверждались – например, призывами примирить «белое» и «красное», будто бы подвигающих нас к изживанию исторического конфликта размахов в весь XX век.

Не раз государственные мужи и приближенные к власти журналисты провозглашали свою приверженность Февралю – мятежу, за которым последовала крах государственности и большевистский бунт. Но в массовом сознании все никак не утвердится представление, что в Гражданскую войну в смертельной схватке сцепились две республиканские силы – либеральная и коммунистическая. Приверженцы империи и монархии либо оказались вне этого конфликта, либо участвовали в нем на обеих сторонах, стремясь отомстить – либо февралистам за уничтожение монархической государственности, либо большевикам – за всероссийский погром и грабеж.

«Белые» проиграли именно потому, что были либералами-республиканцами, не имевшими никакой опоры в народе, его традициях и пристрастиях. «Красные» потому и выиграли, что придумали «красного монарха» и новую аристократию – партийную номенклатуру. Нынешние либералы, стоящие у власти, потому и не могут управлять государством, что их конфликт с «красными» не может быть завершен, а без этого конфликта недееспособность либеральной доктрины станет для народа более чем очевидной.

Восстав против большевицкого мятежа, Белое движение опоздало на два десятка лет. Когда необходимо было сплочение сил в среде интеллигенции, офицерства, придворной аристократии, русское общество разъедалось изменническими выдумками о России и заразой западных политических учений. Традиция Империи была тяжела для праздных натур. Они не понимали, что эта тяжесть может быть заменена только катастрофой – потопом преступности, живодерства, кощунства. Они не могли понять, на что поднимают руку, когда злоумышляли против Императора и Империи. Получилось, что образованные, родовитые, служилые слои общества были поражены тем же вирусом «свободы», что и в прежние времена декабристы. Они упивались новомодными европейскими философиями, вульгарным марксизмом, прелестями западного парламентаризма и не ценили своей собственной, русской цивилизации. За что и поплатились. Не только разложившиеся социальные слои Империи, но и последующие поколения.

Еще в советский период популярность приобрели романы, романсы и фильмы, проливающие слезу над потерявшими Родину «белыми». В то же время за скобками остался вопрос о том, как же это им удалось потерять то, что они считали самым ценным? Была ли для них Родина самым ценным? Нет! Более ценными для них были собственные умствования и подхваченные по случаю глупости. Из всего этого вырос настрой на измену, целый сонм носителей измены, который Достоевский назвал «Бесы». Бесы завелись не у станка и на пашне, а за книгой и в салонном трепе. И только потеряв самое дорогое – Родину, ведущие слои общества обнаружили в себе любовь к ней. И бросились спасать то, что они, как оказалось, так любили и с таким пренебрежением готовы были отбросить.

Могли ли победить «белые»? Могли. Большевики не пользовались поддержкой населения и не имели ни опыта ведения военных действий, ни достаточных ресурсов для ведения войны. Почему же «белые» не победили? Потому что у них ситуация была еще хуже. Высшее руководство «белых» фронтов было по большей части бездарно и рассчитывало взять страну наступлением от периферии к центру «нахрапом». Никакого объединения сил при этом не было. Каждый мнил себя спасителем России, презирая остальных. Никакого понимания, что отвоевывают «белые», у них не было. Зато была ненависть и месть – плохие советчики в том, чтобы приобрести доверие населения и сплотить антибольшевицкие силы.

За «красными» были крупные города, куда стекался дезертирский сброд и где разграбление арсеналов создало целую армию безжалостных карателей, готовых вырвать хлеб у крестьянина, не заплатив ему ничего. Тем самым, казалось бы, крестьянство должно было бы стать на сторону «белых». Но «белые» ничего не обещали – ни земли, ни воли, ни даже прежнего порядка и законности. Крестьянство помнило, что отвечает только перед Богом и Царем. А чиновников оно никогда не уважало, зная притеснения бюрократии – выродившегося ведущего слоя, который уже никуда не вел. Если Царя нет, то нет никакого мотива для лояльности к «белым». Крестьянство раскололось – по воле судьбы одни оказались к «белых», другие – у «красных». В итоге перевес оказался на стороне пролетарских банд. А от них (по «железному закону олигархии») власть перетекла в руки узкого слоя партийных функционеров – наиболее жестоких карателей или наиболее пронырливых распорядителей.