Спросил замшелым голосом, в мерзости пребывания:

– Шастаете?

Петух ответил с обидой:

– Шастают воры и бездельники. А у нас задание.

– Слыхал про ваше задание. Умонастроения выяснить? Хрен чего скажут.

Сел поудобнее, хлебнул из бутылки.

– Повстречалась ли вам смертоносная ехидна во время странствий? Камни приводящая в ужас?

– Нет. Не повстречалась.

– Попадалась ли на вашем пути фараонова мышь в битве с крокодилом? Рыба, которая плавает задом наперед, чтобы вода не заливала глаза?

– Нет, нет и нет!

– Куда вы смотрели?

Штрудель пригляделся к нему, задал прежний вопрос:

– Честно. Не народ ли вы?

– Какой я народ? – ответил откровенно. – Народ там, за кустами.

– Разъясните.

– Народ – он двоякодышащий. Вдох для себя – выдох заодно со всеми, по пути свершений.

– А вы?

– А я… Одичал в логове, разумом обветшал: вдох в себя, выдох в бутылку.

Еще хлебнул спиртного, перешел на ты.

– Вот, человек из-за угла, домашнее тебе задание. Берешь пробирку, заливаешь в нее воду из пруда, ставишь на солнце. И что?

– И что? – повторил Штрудель.

– Через месяц – планктоны в пробирке. Кишечнополостные, ракообразные, веслоногие и ветвистоусые. Всякому пригодные на прокорм.

Снова хлебнул. Проговорил яростно, слово отделяя от слова:

– Но эти. В пробирке. Лишенные смысла человеческого. Не знают, что они на прокорм. Даже не догадываются. Им, в пробирке, лестно, что их разглядывают через стекло, восторгаются простейшими существами. Но при этом – непременно при этом! – они желают, чтобы другие не проникли к ним из пруда, не обратили в доступность их исключительность.

Затих. Признался устало:

– Это было мое исследование. Современного состояния общества. Которое зарубили.

Штрудель догадался:

– Двурядкин с Трехрядкиным.

– Они самые. Разошлись во мнениях.

– Стало быть, вы ученый?

– Ученый, – подтвердил. – На грани с великой тайной. Которую следует разгадать.

Помолчал.

– Планктон означает – блуждающий. А я – невыездной. Невыползной. Без права на отчаяние.

Глаза светлые. Прозрачные. Почти нездешние.

Сказал четко, ясно, словно в той же Академии, под тенистыми раскидистыми смоковницами:

– Являемся в мир без плана, без означенной цели, школьные годы тратим попусту. Основные знания должны быть врожденными: таблица умножения, закон Ома, синус-косинус, прочее разное, а в освободившееся время закладывать в ребенка восторг познавания, неутолимость ума и сердца, закреплять навечно, чтобы не вытравили в зрелом возрасте.

И далее:

– Ставлю изыскания на себе. Возможно, с летальным исходом. Ибо и я в той пробирке…

Заскрипела скамейка возле кустов.

Некто грузный, присадистый утвердился уверенно, по-хозяйски.

Винопивец вслушался:

– Теперь тихо. Выяснять будем. Надежды и устремления.

Раздвинули ветви.

Стали наблюдать.

3

Подошел еще один.

Худой. Донельзя изможденный.

На штанах прореха. На голове картуз. За спиной куль рогожный.

Подсел на скамейку, на самый ее краешек. Достал из куля хлеб, кусал неподатливую горбушку, цепко приглядывался к соседу.

Покончил с питанием, обнажил из почтения голову с остатками волос – и голосом басовитым, просительным:

– Я вас внимательно слушаю.

Грузный мужчина не удивился. Лишь произнес строго, как на допросе:

– Кто таков? Из каких будешь?

Ответил с охотой:

– А будем мы из мимоходов. Наш нынче черед. Где сосна взросла, там и в дело пошла.

Борозда поперек лба. Борода по грудь. Глаза затаились в глубинах.

– Кто это – мы?

– Которым не усидеть, не утерпеть на месте. Жизнь проводим в непоседстве, ради одного единого: когда нас приметят и зададут вопрос.

В кустах шевеление.

"Примечай, Штрудель, примечай…"

Придвинулся на скамейке, заныл из глубин утробы:

– Гражданин… Гражданин хороший… Спросите меня.

– Про что?

– Про что-нибудь.

– Мне не надо.

Криком:

– Мне – надо!.. Спросите, что вам стоит? "Как вы думаете, что нужно сделать для того, чтобы…"

– Зачем я буду спрашивать?

– Чтобы ответил. А я отвечу. Обязательно отвечу. Что нужно сделать для того, чтобы… Я думал, а никто не спрашивает.

– Не спрашивают, значит, не надо.

– По этому вопросу не надо – по другому надо. Я и про другое подумал. И у меня есть вариант, чтобы стало лучше.

Снова вскричал:

– Да сколько мне по миру ходить! Ноги бить! Когда это закончится?..

– Отпусти рукав. Отпусти, кому говорят!

– А вы не отмахивайтесь. Не отмахивайтесь… Спросите меня: "Что вы думаете по этому поводу?.."

– Слушай ты, чумовой. Сейчас охранников позову.

– Ну вот, сразу и охранников… А может, по этому поводу я один только и думаю. Столько вопросов, столько вопросов – про один можно и позабыть.

– Что ты хочешь? Ну что?..

– Хочу помочь. У меня мозги не загружены.

– Тебе больше всех надо?

– Ничего мне не надо.

– Ну и сиди.

– Я и сижу. А в мозгах порожняк.

В кустах тихое ликование.

"Затверди, Штрудель: в мозгах порожняк…"

А тот уже отчаялся. Простонал жалобно:

– Дохаживаю свой срок. Не жив буду… Неужто у вас нет вопросов?

– У меня нет.

– И вам всё ясно?

– Мне всё ясно.

– Этого не может быть. Что-то всегда должно быть неясно.

– Неясно – объяснят.

– А если не объяснят?

– Если не объяснят, значит это не неясно, а ясно.

– Как вы сказали?..

– Как слышал.

Охнул, словно уколотый.

Встал со скамейки. Надвинул картуз. Приладил за спиной куль рогожный.